Атлантида. Падение границ
Шрифт:
– Радости тебе, – прошептал раненый одними губами.
– И тебе, друг, – Хирон не сводил взгляда с многочисленных повязок, за которыми почти не было видно тела. – Это был славный бой, как я вижу.
– Ничего славного… – скривился Геракл не столько от пронизывающей тело боли, сколько от воспоминаний. – Расскажи… я уже слышал, тебе тоже довелось сражаться?
Понимая, что другу сейчас куда легче слушать, чем говорить, Хирон приступил к рассказу… Да, наверное, первым это должен был услышать Зевс, но раз уж Громовержец не считает нужным выделить для кентавроса время, нет смысла далее молчать. Тем более что несмотря на относительную незначительность стычки, это было первое настоящее столкновение регулярных войск Атлантиды и Гипербореи. Проба сил… и неизвестно, как будут оценены результаты инцидента.
– Крепость называется Йодль… называлась, – он поморщился, вспоминая дым пожарища, поглотившего
Два узких хищных корабля атлантов причалили к берегу, укрываясь промозглым утренним туманом. Это были корабли, предназначенные для пересечения океана, а потому вплотную к галечной косе они подойти не смогли. Но это не остановило воинов, что в полном вооружении прыгали прямо в ледяную воду, тут же погружаясь по плечи, и уверенно брели к берегу.
Их было около сотни – одинаково одетых, одинаково вооруженных. Тусклая чешуйчатая броня – вождь любого из варварских племен за такие доспехи отдал бы и жен своих, и дочерей, да еще и приплатил бы стадом добрых коров – укрывала их от колен и до самой шеи, короткие бронзовые мечи, копья с длинными, в локоть, тонкими наконечниками, отменно приспособленные для метания. У каждого второго – лук.
Северяне, пребывающие в крепости, высадку врага прозевали. И кентаврос, позаботившись о страже на стенах, не подумал о том, чтобы послать патрули на берег. А потому, когда полусонные воины, разбуженные отчаянными воплями сигнальных труб, выбегали из спального дома полуодетые, едва схватившие то оружие, что попалось под руку, на стенах уже шел безнадежный бой. Гиперборейской армии пришлось узнать, что такое штурмовые лестницы – не менее десятка воинов Атлантиды преодолели невысокую стену в мгновение ока, и бревна тут же окрасились свежей кровью.
Будь они лучше обучены, у захваченных врасплох защитников Йодля не было бы ни единого шанса. Но враги полагались больше на количественный перевес и на прочность бронзовой чешуи, чем на боевую выучку. Потеряв треть своих бойцов, Хирон все же сбросил штурмующих со стены. В этой, самой первой стычке погиб таврос Птолемис, многие из оставшихся в живых были ранены. Сам Хирон не получил ни царапины – он был с ног до головы залит кровью, но кровь эта была чужой.
– Мне стало страшно, друг, – на скулах кентавроса заиграли желваки, ему не часто приходилось признаваться в том, что и он, бессмертный, подвержен страху. – Мне было страшно… они шли на наши мечи, шли неумело, но на их лицах было полное равнодушие к смерти. Я видел одного, что продолжал драться, несмотря на комок кишок, что волочился за ним, выпав из разрубленного живота. А те, что не обращали внимания на отрубленную руку или выбитый глаз… Клянусь тьмою Тартара, это не люди! У них не человеческие глаза, поверь, я видел это, я знаю.
Геракл чуть заметно кивнул. Он уже понял, кем пожертвовали Архонты ради этого пробного, ни к чему не обязывающего боя. Проверить на прочность оборону Гипербореи, бросить на убой сотню мертвоглазых… Что им сотня, армия Посейдониса неисчислима, как с гордостью и ноткой угрозы говорил Властитель Галас. И вряд ли это было лишь пустой похвальбой.
Хирон продолжил рассказ. Довольно долго осаждающие пытались поджечь крепость огненными стрелами – безо всякой магии, обычными стрелами, обмотанными горящей просмоленной паклей. Это ни к чему не привело – последние несколько дней стояла отвратительная сырая погода, холодный моросящий дождь время от времени сменялся столь же сырым неприятным туманом. Дерево частокола, стены и крыши казарм – все отсырело и теперь упорно не желало загораться. Но даже если бы дерево было сухим, Йодлю не стоило опасаться пожара – на частокол пошли мореные стволы, которые не так легко поддаются огню.
И все же лучники сделали свое черное дело – защитники потеряли еще двоих бойцов, луки у мертвоглазых были отменные и били далеко. Туман словно нарочно не рассеивался – напротив, становился все гуще, и уже почти не было видно, откуда летят стрелы… Сам Хирон взялся за лук, а он считался лучшим стрелком в Гиперборее, после, разве что, Аполлона – но и он не мог бы с уверенностью сказать, сумел ли поразить хотя бы одну цель.
А потом, убедившись в бесполезности огненных стрел, сквозь туман к кое-где закопченному частоколу двинулись с трудом различимые фигуры… Два десятка уцелевших воинов выдержали еще один штурм, после чего их осталось семеро. Но и мертвоглазых уцелело немного, от силы десяток. Хотя все гиперборейские солдаты – в том числе и Хирон – уже были ранены, они понимали, что выиграли этот странный, бессмысленный и жестокий бой. Кентаврос отдал приказ атаковать – все равно уцелевшие уже не могли надежно защищать стены. Но, словно ожидая этого приказа, и агрессоры пошли на штурм…
– Когда все закончилось, нас осталось трое, – кентаврос вздохнул, провел рукой по шее, которую пересекал свежий, только что затянувшийся шрам. У бессмертных раны заживают быстро, но даже бессмертного можно убить. Геракл видел – пройди удар чуть выше, и его старого друга не спасли бы уже никакие лекари. – Эти твари полегли все, до последнего.
– Вы победили… – Геракл попытался улыбнуться.
– Это была не победа! – рыкнул Хирон, и глаза его метнули молнии. – Это была бойня… и, клянусь тьмою Тартара, нас резали как свиней. Да, их было втрое больше, да, они все остались там, у стен Йодля. Геракл, ты должен понять… Там, где Гиперборея наберет тысячу бойцов, Посейдонис без труда выставит пять. Или десять. Я не знаю, что Архонты делают с людьми, но лучше сразиться с пятью живыми людьми, чем с парой этих ходячих трупов. И еще… я видел – там, чуть ниже облаков, висела вимана. Не думаю, что это была та, которой правит Златокудрый Аполлон. Я знаю, там сидели Архонты – и они смотрели на то, как умирают люди… просто смотрели.
– Я понимаю… – Геракл попытался приподняться, но тут же вновь откинулся на подушки, лицо его побледнело еще больше. – Я все понимаю, друг. Но ты должен знать…
Договорить ему не дали.
Дверь распахнулась, и вошел посыльный.
– Кентаврос, – он отвесил Хирону короткий поклон, – Зевс-Громовержец желает видеть тебя.
– Иди, – прошептал Геракл, – иди, скажи ему все. А потом возвращайся, нам надо кое о чем поговорить.
Хирон вернулся – но только для того, чтобы попрощаться. Приказ Зевса гнал его к границам Гипербореи, спешно укреплять заставы, усиливать гарнизоны. Гиперборея готовилась к войне – к войне, которую толком не знала, как вести. Ни кентавросов, ни даже Ареса и Афину нельзя было назвать стратегами, хотя двое последних всерьез на это звание претендовали. До сих пор стычки с полудикими варварскими племенами, из всех боевых приемов признававшими только прямой лобовой удар всей толпой, были более забавой, чем серьезными сражениями. Теперь же им противостояла настоящая армия – пусть каждый боец в ней уступал в выучке даже слабейшему из тех, кого муштровали Хирон и другие кентавросы, но их оружие и доспехи ни в чем не уступали, а кое-где и превосходили снаряжение гиперборейцев. И главное – их было много. Никто не мог бы с точностью сказать, какие силы Посейдонис может двинуть на Олимп, но все – и Хирон, и, конечно, Зевс, прекрасно понимали, что силы эти будут огромны. Ни пограничные крепости, ни новые и новые сотни бойцов, спешно собираемые по окрестным племенам, лояльным к Олимпу, не смогут не то что отразить нападение, но даже сколько-нибудь существенно задержать продвижение войск Атлантиды.
Задача крепостей и воинов была не в том, чтобы геройски пасть, задавленными толпами врагов. Гиперборейские маги, великие олимпийцы, сильны были отнюдь не своими мечами. И надежды Зевс возлагал прежде всего на магию. Не без оснований – если вдалеке от родных берегов маги воздушных стихий с трудом сдерживали неведомое, но весьма эффективное колдовство атлантов, то здесь, вблизи, их сила была непомерна. Архонты, конечно, понимали, что им предстоит столкнуться с серьезным сопротивлением, но истинные силы Олимпа им были неизвестны. Как, признаться, они были неизвестны и самим гиперборейцам – еще никто из них, никогда, даже в самых сложных ситуациях не выкладывался полностью, без остатка, до дна.
И все же крепости – маленькие, слабые, могучие не стенами, но духом своих защитников – были необходимы. Боевая магия хороша лишь против заметного врага, против большого войска, против сильного флота. Будучи рассеяна на меленькие, малозначительные цели, она быстро исчерпается… Маги устанут охотиться за врагами-одиночками – и вот тогда придет черед простых воинов и честной отточенной бронзы.
Все это Геракл понимал – как понимал и то, что в предстоящей войне ему не найдется места. Он уже видел, что времени героев приходит конец, пусть даже пока это было открыто немногим. Непобедимый боец хорош тогда и только тогда, когда ему противостоит другой герой – или чудовище, что иногда не такая уж и большая разница. Если же на поле битвы выходят армии, то каковым отточенным ни было бы воинское умение, какой силой ни наливались бы мускулы – в толпе все это не имело значения. Даже слабейший в давке сражения может подобраться к атлету, дабы чиркнуть выщербленным лезвием ножа по сухожилию. Теперь приходит время стратегов, умеющих обучить войска, найти выгодное место для сражения, правильно построить своих людей. Приходит время тех, чье достоинство не в отменном владении оружием, а в умении биться плечом к плечу с товарищами, не разрывая строй.