Атлантида
Шрифт:
— Я подумал обо всем, — возразил Моранж.
— В последний раз, — повторила Антинея.
Удивительно спокойное лицо Моранжа засияло в это мгновение таким ярким светом, что я перестал видеть его собеседницу. В его преобразившихся чертах уже не было ничего земного.
— В последний раз, — сказала Антинея почти упавшим голосом.
Но Моранж уже не видел ее.
— Ну, хорошо, ты останешься доволен, — промолвила она.
Раздался металлический звон. Она ударила молотком по серебряному колокольчику. В дверях
— Ступай!
И Моранж вышел, высоко подняв голову.
…Я держу Антинею в своих объятиях. Я прижимаю к своему сердцу уже не гордую, презрительно-надменную женщину, жаждущую чувственных наслаждений. У моей груди — несчастная, обиженная девочка.
Она обессилела до такой степени, что даже не удивилась, когда я вдруг очутился рядом с ней. Ее голова покоится на моем плече. Подобно рогу полумесяца среди черных туч, перед моим взором то выплывает, то исчезает в волнах ее маленький ястребиный профиль.
Она судорожно сжимает меня своими теплыми руками…
О, сердце, если ты…
Кто бы мог, среди полного волшебных ароматов воздуха, среди истомы влажной ночи, противостоять таким объятиям! Я чувствую, что от моего существа не осталось ничего. Неужели мой голос, мой собственный голос, шепчет эти слова:
— Все, что ты захочешь, все, что ты попросишь, я сделаю для тебя… все, все.
Мои чувства обострились, удесятерились. Моя запрокинутая голова бессильно лежит на маленьком колене, нервном и мягком. Вокруг меня носятся вихри несказанных благоуханий. Мне начинает вдруг казаться, что золотые фонари на потолке раскачиваются, как гигантские кадила.
Неужели мой голос, мой собственный голос, повторяет эти слова:
— Я сделаю все, что ты захочешь.
Лицо Антинеи приближается к моему. В ее страшно расширенных зрачках я замечаю вдруг странный блеск.
Немного дальше сверкают молниеносные зрачки Царя Хирама. Возле него стоит маленький золотисто-синий столик из Каруана. А на нем я вижу колокол, которым Антинея призывает к себе своих слуг. Я вижу молоток, которым она только что ударила по этому колоколу, молоток с длинной рукояткой из черного дерева, тяжелый серебряный молоток… Молоток, которым маленький капитан Кен убил Я больше не вижу ничего…
XVII. ДЕВЫ СКАЛ
Я проснулся в своей комнате. Солнце, стоявшее уже на зените, наполняло ее невыносимым для глаз светом и жарой.
Первая вещь, которую я увидел, была сорванная с окна штора, лежавшая на полу. В то же мгновенье я начал смутно вспоминать события минувшей ночи.
Моя голова, словно налитая свинцом, сильно болела.
Сознание работало неуверенно, а память казалась как бы засоренной. «Я вышел вместе с гепардом, — это верно. Красный знак на моем пальце доказывает, с какой силой он натягивал державший его шнурок… Мои колени еще в пыли.
Значит,
А потом?.. Ах, да, Моранж и Антинея… А потом?..»
Дальше в моей голове было пустое место. А между тем что-то случилось, что-то произошло, чего я не помнил.
Мною овладело беспокойное чувство. Мне хотелось припомнить все, и, вместе с тем, я боялся это сделать; еще никогда я не испытывал болезненного противоречия.
«Отсюда до покоев Антинеи — большое расстояние. Неужели же я спал таким глубоким сном, что, когда меня несли сюда (а меня сюда принесли — это ясно), я ничего не сознавал?»
Здесь я прекратил свое расследование. У меня слишком сильно заболела голова.
— Надо подышать свежим воздухом, — пробормотал я. — Здесь настоящее пекло. Тут, действительно, с ума сойдешь.
Я ощущал потребность увидеть людей, кого бы то ни было. Машинально я направился в библиотеку.
Я нашел там Ле-Межа, который радостно, почти восторженно, возился с каким-то предметом. Профессор распаковывал огромный тюк, тщательно зашитый в коричневый холст.
— Вы пришли очень кстати, дорогой друг! — закричал он, увидев меня. — Мы получили литературу!
Он суетился с лихорадочным нетерпением. Из распоротого чрева тюка сыпались дождем журналы всевозможных цветов — синие, зеленые, желтые, темно-красные.
— Чудесно, чудесно! — восклицал профессор, подпрыгивая от счастья. — Они не очень запоздали. Последний от пятнадцатого октября. Молодец этот Амер, — надо будет хорошо его поблагодарить.
Его радость действовала заразительно.
— Я говорю о достойном турецком купце в Триполи, принимающем подписку на все интересные журналы мира.
Он отправляет их через Радамес по назначению, до которого ему очень мало дела. А вот и французские журналы.
Ле-Меж жадно пробегал их оглавления.
— Внутренняя политика: статьи Франсиса Шарма, Анатоля Леруа-Болье и Гассонвиля о путешествии царя в Париж. Вот очерк Авенеля о заработной плате в Средние века. А вот стихи, произведения молодых поэтов — Фернанда Греда, Эдмона Гарокура. А! рецензия о книге Анри де Кастри об исламе. Вот это будет куда поинтереснее… Пожалуйста, дорогой мой друг, берите все, что вам нравится.
Радость делает людей учтивыми, а Ле-Меж не только радовался: он словно опьянел от восторга.
Снаружи тянуло легким свежим ветерком. Я подошел к балюстраде балкона и, опершись на нее, стал просматривать номер «Revue des deux Mondes».
Я не читал, а лишь перелистывал страницы, кишевшие крохотными черными буквами, которые, от времени до времени, скакали у меня перед глазами, но не на бумаге, а в глубине каменистой котловины, залитой бледно-розовым светом склонявшегося к западу солнца.