Атлантида
Шрифт:
Эти совещания, которые с замечательным спокойствием и твердостью вел Эразм, проходили в садовой беседке, а обсуждения всякого рода частностей — где случалось: эскизы декораций, например, — в мастерской Крамма, сокращение текста — в кабинете Георги, костюмы и бутафория — в замке или у придворного портного. Работали от зари до позднего вечера. Молодой Готтер прихватывал и часть ночи, чтобы восстановить корпус пьесы в том виде, каким он ему представлялся. На двадцать три сугубо мужских роли приходилось всего две женских. Некоторого числа исполнителей — на роли офицеров, солдат, матросов, королевских гонцов — в штате Георги не хватало. Тут пригодилось предложение доктора Оллантага — пригласить для участия в спектакле студентов Грайфсвальдского университета, входящих в литературный
Никому не сказав ни слова и ничем не выдав своих намерений, Эразм и доктор Оллантаг уже на другой день отбыли в направлении Грайфсвальда. Когда добрались до места, было уже темно. С изрядным опозданием отыскали наконец кабачок, который имел в виду Люкнер. В последние годы Эразму не приходилось бывать на подобных пирушках. Шагая по грязному перламутру луж, натыкаясь на тележки и подводы, пробираясь через темный двор, где к запаху конюшни примешивался сладковатый смрад бойни, они услышали звон пивных кружек и властный призыв к возлиянию.
— Да. Ничего не остается, как по-волчьи выть, дорогой господин Готтер, — сказал доктор Оллантаг. — Кажется, эти ребята поняли мою депешу как «приглашение к танцу». Я-то представлял себе нашу встречу более спокойной и менее торжественной.
Еще шаг — и они оказались в заднем помещении трактира, занятом корпорацией. Раньше оно, наверно, служило конюшней, но поскольку находилось в старинном здании и имело крестообразный запаутиненный свод, вызывало в памяти погребок Ауэрбаха.
Десятка три студентов повскакивали со своих мест и обстали единственный длинный стол, направив внимательные взгляды на обоих гостей.
«Прекрасно, прекрасно, — подумал Эразм, и в нем поднялось приятное волнение, когда при скудном свете газовых горелок он увидел сверкающие умные глаза, мужественно-юные лица и густые светлые, русые и черные шевелюры. — Неужели я настолько стар, чтобы чувствовать их молодость?»
Едва покончили с поклонами и приветствиями, как председатель подал команду почтить прибывших:
— Exercitium salamandris incipit. [120] — Студенты встали. — Раз есть раз! Два есть два! Три есть три!
120
Упражнения саламандры начинаются (лат.). «Саламандра» на жаргоне корпорантов — ритуал выпивки.
По первой команде руки потянулись к кружкам, по второй — подняли кружки на уровень груди, по третьей — поднесли к губам.
После того как это было проделано, раздалось: «Bibite!» [121] Взбухшие пеной емкости разом опрокинули свое содержимое в желудки. Далее следовал оглушительный удар: кружки разом ставились на стол. Затем громовым раскатом загремела странная дробь: толстостенные кружки переваливались с боку на бок, стуча днищами о столешницу. Глуховатый гром замер, остановленный словами председателя: «Salamandris exercitium ex est!» [122] Ход попойки был изменен доктором Оллантагом. Он поднялся и завел длинную речь с единственной целью — представить Эразма Готтера, в шутливом тоне изложив и его миссию в Границе, и цель визита в Грайфсвальд, а также дав объяснение своему при сем присутствию. В завершение он сказал:
121
Пейте! (лат.)
122
Упражнения саламандры окончены! (лат.)
— Дети муз! Давайте помнить, кто мы. Не забудем воззвать к матерям нашим! Позвольте мне возвысить этот напиток до священной влаги из Кастальского ключа! Он вдохновит нас и упоит восторгом! Испытаем же и убедимся, что мы относимся к посвященным и вправе обитать вблизи Парнаса! Тут довольно немногих слов: обладающий талантом да раскроет его! Пусть каждый явит то лучшее, на что он способен! Драматические монологи, баллады, лирика, отечественная и чужеземная поэзия — все, что любо и чем богата память! А если кто-то силен в ином, пусть не упорствует и послужит нашему делу и отдаст ему все свои силы. Наша цель — оживить шедевр великого бритта!
Едва отдышавшись после первого приступа буйной радости, молодые люди затеяли нечто вроде турнира. И как только вошли в азарт, рвению их не было предела. Один из юнцов во всю силу легких исполнил «Ленору» Бюргера. Занятный остроносый белокурый студент замахнулся ни много ни мало на диалог Карлоса и маркиза Позы и не поленился вспомнить длинную речь Позы перед королем Филиппом, где были такие слова: «Сир, даруйте нам свободу мысли!» Третий принялся что-то декламировать из «Коринфской невесты». Их верховод, кандидат Люкнер, вдохновился на чтение «Лесного царя». И наконец очередь дошла до Эразма, которого так долго и неистово упрашивали, что ему ничего не оставалось, как внести свою лепту в парад талантов.
Все напряженно ждали, с чем же выступит этот странный молодой человек с обручальным кольцом на правой руке. Но уже и так было ясно, что он внушает какую-то особенную симпатию и уважение.
— Я прочту вам, — просто, без всякого пафоса, сказал он, — короткий монолог из «Гамлета» — «Быть или не быть?..». Его место в первой сцене третьего акта делает его совершенно непонятным. Тут принц в высшей степени верен своей натуре, но странным образом выпадает из ситуации, из естественного хода событий. Недаром Грильпарцер требовал от персонажей драмы, чтобы их слова «непосредственно порождались текущим моментом их обстоятельств и чувств, их настоящим состоянием». Это указание на сиюминутность достойно особого внимания. Гамлет действует здесь вопреки ситуации. Разумеется, его заманили Полоний и король, хотя он не знает этого. Они решили подстроить ему встречу с Офелией, о чем он тоже не имеет ни малейшего понятия. Почему же тогда он начинает с фразы: «Быть или не быть — таков вопрос»?! Великий артист Людвиг Барнай, произнося монолог, держит в руке обнаженный кинжал, чтобы слово, отраженное в жесте, порыве, действии, указывало именно на самоубийство. Это понятно. Иного толкования быть не может. В моей обработке «Гамлета» этим монологом начинается вторая сцена пятого акта, и на премьере вам предстоит уяснить, насколько естественно такое перемещение.
Эразм прочел монолог столь страстно и самозабвенно, словно и в самом деле испытал гнетущую силу страшных, толкающих к роковому решению, поистине непереносимых обстоятельств.
Быть или не быть — таков вопрос; Что благородней духом — покоряться Пращам и стрелам яростной судьбы…И все почувствовали, что Гамлет действительно стоит под ударом яростной судьбы.
…Иль, ополчась на море смут, сразить их Противоборством?..Нет, это отнюдь не бесчувственно-спокойная медитация.
…Умереть, уснуть — И только!Речь идет о роковом поражении, о примирении с ситуацией, когда уже нет выбора, и так далее, и так далее. Эразм просто поразил своих слушателей и был награжден громовыми аплодисментами.
Так как среди ученых и прочих молодых мужей нашелся лишь один, кто не знал пьесы и потому обрушил на себя лавину всеобщих насмешек, то вскоре посыпались не блещущие новизной суждения вроде того, что Гамлет — это Германия, Гамлет — бездеятельный слабовольный субъект, способность к действию он убивал медитацией и рефлексией и посему не мог ни любить, ни ненавидеть всеми силами души.