Атлантида
Шрифт:
– Ты сказал, что в древней книге сказано, как миновать беду. Не подскажешь ли способа?
Микар едва заметно улыбнулся одними уголками тонких губ.
– Я знал, что ты спросишь об этом. Я дам тебе толкователя старинных книг, он всю свою жизнь изучал их мудрые вечные тайны, он поможет народу твоему одолеть беду и выжить.
От радости зажглись глаза Хроноса, до сего мига подернутые тревогой. Он преклонил колено пред Верховным жрецом и с благоговением прикоснулся губами к его белоснежному одеянию.
– Благодарность моя и моего народа безмерна, о святейший Микар!
Благодаря мудрому вмешательству Микара Атлантида обрела чудесную систему орошения полей и садов. Летом прозрачная ключевая вода, напористо перетекая по медным трубам, исправно питала землю,
После той беседы с Верховным жрецом они встречались лишь несколько раз, да и то в присутствии других людей. Не было повода у Верховного жреца представителя верховной власти Атлантиды беседовать с правителем с глазу на глаз. И вот теперь вновь, при личной встрече Верховный жрец грозит ему каким-то известием. Чувство сильной обеспокоенности, охватившее его, подсказывало, что ему предстоит нелегкий разговор, быть может, много крат мрачнее, состоявшегося в пору начала его правления.
Тревога темной тенью легла на лицо Хроноса, свела почти к самой переносице тонкие линии бровей, изогнувшиеся над большими с искрами зелени серыми глазами. Он стоял у открытого окна, вбирая в грудь свежий ветер Атлантики, а в голове беспокойным роем вился сонм мрачных безрадостных дум.
Не было больше покоя Хроносу в его любимой стране. Доселе процветающая Атлантида с ее семью островами, с высокими науками и ремеслами, радостным и благодатным народом вдруг утратила свое благополучие, выразимое в согласии и благоразумии - этих извечных спутниках народа Атлантиды. Все чаще народное собрание на дворцовой площади разбирало жалобы обиженных земледельцев. Наделенные землей еще в незапамятные времена далеких предков атланты вдруг решались изменить установленный порядок в ущерб живущих рядом с ними. Пока что жалобщики угрюмо уступали народному собранию, громогласно бросившему каждому из них свой единодушный многоголосый ответ: да не будет так!. Но Хронос понимал, что уходящих в мрачном и тяжелом молчании недовольных становится все больше, а раз так, то возмущение и смута, доселе незнакомые его стране, станут расти. Потому-то в его душе поселились тревога и беспокойство. Хотя он и не мог устремить в будущее свой третий глаз, давно закрывшийся не только для него, но и для многих, но сердцем он чувствовал, что страшные, тяжелые времена наступают в его стране. Самое же тревожное для него было то, что он - владыка процветающей и благодатной страны с образованным и послушным народом, - не знал, как пережить смутные времена, что сделать для возвращения мира и радости своему народу.
Хронос, погруженный в тягостные думы, не услышал легких, почти летящих шагов за спиной, он вздрогнул от едва ощутимого прикосновения нежной руки и раздавшегося вслед за ним звонкого голоса:
– Отец, я искала тебя. Что случилось, почему ты грустишь?
Обернувшись, Хронос увидел изумрудное сияние глаз дочери, радость от встречи с отцом была перемешана в них с тревогой.
Лессира в это утро и вправду была встревожена. Слуга, тяжело вздыхая, тихонько шепнул ей, что всю ночь царь, печальный и задумчивый, провел в кресле у окна. И что же она видит? Он встречает ее грустной улыбкой.
– Что случилось, отец? Скажи мне.
– Дочь моя, понапрасну себя ты беспокоишь такими мыслями, - Хронос с нежностью сжал руки дочери, - тебе известно, что управлять нашей большой страной непомерная по своей сложности задача. Обычные дела кладут тень заботы мне на чело.
– Но раньше ты никогда не выглядел таким встревоженным, - упорствовала в своих расспросах Лессира, - неужто раньше забот было меньше?
– Времена меняются, страна тоже должна меняться. Я и размышляю о том, что же должен изменить в нашей любимой стране.
– Отец, обещай мне, что не скроешь от меня перемен. Обещаешь?
– настойчиво твердила Лессира, вглядываясь в улыбающиеся глаза отца.
– Обещаю ничего не скрыть от тебя, о всевидящая дочь моя, - с улыбкой на устах ответил царь, и шутливо поклонился дочери.
– А теперь расскажи мне, что
– Я пришла за разрешением... э-э... я хочу сегодня покинуть дворец... позволь мне совершить прогулку...
– Прогулку? Как обычно, на первом поясе?
– Нет, дальше... позволь мне посетить и другие поясы тоже.
– Кто тебя будет сопровождать?
– Назира.
Царь кивнул в знак своего согласия. Но в этот момент перед его взором вдруг предстали картины народных собраний, хмурые и недовольные атланты, не получившие разрешения на передел земли, и в сердце его пробрался холод. Он ясно ощутил, что время мира и добра ушло безвозвратно, и теперь он уже не должен позволять свой дочери свободно, без охраны и лишь в сопровождении Назиры, перемещаться по столице. И тогда он произнес непривычные для себя слова, удивившие Лессиру:
– Хорошо, но только возьми с собой охрану.
– Охрану? Но зачем, отец?
– Так надо. Я же тебе сказал, времена меняются.
Лессира, ничего больше не спрашивая, наклонила голову и удалилась. Шаги ее вскоре отзвучали в воздухе.
Глава 2
Лессира - единственная дочь правителя Атлантиды - была независима и горда. По своему характеру решительная и твердая, она с самых своих ранних лет свободно повелевала приближенными, и никто из дворцового окружения не отваживался перечить Лессире. Быть может, причиной тому была трогательная привязанность Хроноса к своей дочери, который и сам стремился предупредить любые ее желания, и того же строго требовал от окружения. А может быть, всем хорошо известен был гордый нрав Лессиры, непреклонность ее собственных суждений. Все ее желания и прихоти исполнялись, даже, скорее, не из-за страха вызвать гнев самого правителя, который сердился редко, чаще всего он лишь недовольно хмурил брови и укоризненно качал головой, сколько из-за страха попасть в немилость к самой Лессире.
То, что прекрасная девушка с огромными изумрудными глазами и тонким станом постепенно превратилась в крайне независимую и непреклонную особу, для многих приближенных к царю атлантов не стало большой неожиданностью. Однако никто из них и подумать не мог бы о том, что это прелестное создание вдруг вздумает проявлять пристальный интерес к делам государственным. Нередко во время бесед она присутствовала подле своего отца, сосредоточенно внимая каждому сказанному слову. Многие, кто бывал по каким-то важным делам в приемном зале дворца у Хроноса, поначалу не понимали, зачем же здесь Лессира. Но по истечении времени кто с немым одобрением (вот-де умная у правителя дочь, интересны ей дела страны), кто с безразличием, а кто-то и с осуждением (зачем женщине брать в голову вещи, далекие от ее восприятия) все смирились с ее неизменным присутствием. Тем более, что сам Хронос не видел во вдруг проявившемся интересе своей дочери к делам родной земли ничего предосудительного, даже, скорее напротив, он был рад тому, что Лессира старается понять механизм государственного управления. Он в тайне лелеял надежду, что она, если на то будет воля Богов, возможно, станет первой в истории Атлантиды женщиной-правительницей. Впрочем, он понимал, что с таким, возможным, решением Верховного жреца, наделенного Богами властью провозглашать имя нового правителя, атлантам будет непросто согласиться.
Однажды в дружеской беседе с Хроносом архонт второго острова Атлантиды Синапериб, еще молодой, но уже умудренный жизненным опытом человек с высоким лбом мыслителя и живыми проницательными глазами, со свойственной ему неторопливостью и размеренностью высказывал свои мысли относительно некоторого переустройства в Атлантиде.
В вечерней прохладе Хронос и Синапериб непринужденно беседовали на террасе царского дворца у пиршественного стола, сервированного фруктами, засахаренными сладостями и вином. Правитель Хронос с легким радостным сердцем внимал словам Синапериба, чьи идеи и взгляды он ценил высоко. Синапериб из всех архонтов был, пожалуй, наиболее приближен к правителю, который любил подолгу беседовать с архонтом, обсуждать государственное устройство Атлантиды, ее историю, мечтать о далеком будущем своей великой страны.