Атлантида
Шрифт:
Но вот отворилась дверь и на площадь вышли несколько молодых людей, в них Тод признал своих соучеников. Было видно, что те тоже узнали его, они с радостными возгласами со всех ног кинулись к нему. На краткий миг Тоду вдруг стало смешно, ему почудилось, что все произошедшее с ним страшный сон, вот сейчас его товарищи подойдут к нему и станет ясно, что не прошло и дня, как он покинул их, что все его беды просто привиделись ему. Но юноши, выглядевшие обеспокоенными, засыпали его потоком вопросов, и Тод, вздохнув печально и тоскливо, вновь осознал, что все случившееся с ним произошло наяву, и значит, отстраниться и забыть, словно, дурной сон, не удастся.
Молодые люди говорили без умолку, перебивая друг друга, начиная сначала,
– За пустой болтовней вы так и не сказали Тоду главного, - сказал он, - вы забыли сказать, что учитель уже не один день ищет его.
Молодые люди вновь загалдели все разом, выражая, тем самым, раскаяние за свою забывчивость.
– Что хочет от меня учитель?
– спокойно спросил Тод.
– Зачем он ищет меня?
– Этого он не сказал никому, - пояснил Рикар, - но он выглядит обеспокоенным, значит, имеет к тебе какое-то важное дело. Тод, зайди, обязательно зайди к нему!
Нескоро Тод насмелился подняться со скамьи, чтобы войти в мастерскую и предстать пред мудрыми очами своего учителя. Он еще долго внимал речам товарищей, из всех сил стремившихся разговорить его, но не было им отклика в его душе. Только тоску и великое разочарование ощущал Тод в своем сердце. Лишь одно удерживало его в их беззаботном кругу ясное осознание прощания и с ними, и с собственной жизнью. Но непросто оказалось проститься навеки, трудно ему было встать и уйти, понимая, что уже никогда не вернуться ему сюда вновь, не увидеть их радостных лиц и сияющих глаз. Они останутся здесь, а его самого уже сегодня не будет на этой цветущей и вечной земле.
Глава 19
Архонт Гродж праздновал победу. Все намеченное им свершилось легко и просто, неприступная доселе крепость, поверженная его нежданным, решительным наступлением, сдалась без борьбы на милость победителя.
Последнее время Гродж почти не покидал Аталлы. Лишь иногда он отлучался в свои пенаты, чтобы посмотреть, все ли там подчинено заведенному им порядку. Но, не успев прибыть в свои владения, он сразу же возвращался в столицу, справедливо полагая, что успех его рискованного дела возможен лишь при неотступном его присутствии подле правителя Хроноса и его дочери. И действительно, для Хроноса архонт стал самым близким человеком, с которым он встречался теперь каждый день, с ним он делил все свои трапезы и вечера. Впрочем, посвящать свое время лишь беседам с правителем Гродж не мог, он должен был видеться и с Лессирой, ведь она, оставленная надолго без его общества, могла отвыкнуть от него и вновь вспомнить о молодом наглеце, дерзнувшим посягать на чувства дочери самого Хроноса.
С течением времени уже ни у кого не возникало удивления по поводу обоснования архонта во дворце. Мало помалу, но всем стало ясно, что Гродж намерен породниться с правителем. Это событие, еще некоторое время тому назад дерзкое и удивительное, теперь уже многими воспринималось, как само собою разумеющееся. Действительно, дочери Хроноса уже пора подумать о замужестве, и почему бы ей не стать супругою одного из архонтов. Не за мастерового же ей выходить, в самом деле.
Конечно, многие приближенные к правителю какое-то время пребывали в большом недоумении, отчего вдруг избранником стал Гродж, до последнего времени самый нежеланный для власти архонт. Откуда у Хроноса взялись сердечные и трепетные чувства к человеку, в распрях с которым было сломано немало копий. Можно было предположить истинные и высокие чувства Гроджа к дочери правителя, сыгравшие главенствующую роль в выборе жениха для Лессиры, но в это и вовсе не верилось, ведь Гродж слыл хладнокровным и суровым человеком. Лишь самые наивные и легковерные могли поверить в истинность пылкой страсти, вдруг вспыхнувшей в безжалостном сердце архонта.
И только Хронос, однажды вдруг уверовавший в добросердечие сурового и воинственного архонта, не задавал себе вопросов, не мучился сомнениями. После судьбоносного разговора с Гроджем, когда тот, преклонив колени и смиренно опустив долу очи, поведал царю о высоких чувствах к прекрасной Лессире, сжигающих всю его душу, и попросил благословения, Хронос пребывал в слегка опьяненном состоянии.
Под влиянием новых ощущений, связанных, должно быть, с переменами в судьбе любимой дочери, столь желанными для сердца отца, ему казалось, что все страшные тревоги последних дней и месяцев были тщетными. И в самом деле, жизнь продолжается, разве же могут наступить фатальные перемены? Нет, это просто безумие! Как он мог поверить Микару, да тот просто выжил из ума! Нет, нет и еще раз нет - жизнь в его Атлантиде будет вечной. Его дочь после того, как Хронос отойдет от власти, станет правительницей страны, и в этом ей поможет ее супруг, столь решительный и мужественный. Да, и вправду, лучшей партии для его дочери и не найти.
Но иногда перед его взором возникало печальное лицо Синапериба, многие годы бывшего добрым советчиком, приятным собеседником и дорогим другом. Сквозь завесу странного восторженного состояния в его сознание временами прорывался образ Синапериба, звучали отголоски последней встречи, когда архонт попытался убедить Хроноса в совершаемой ошибке.
– О достопочтенный Хронос, мне горько видеть твое заблуждение касательно Гроджа. Вспомни, не ты ли считал его недостойным архонтства и опасным для государства человеком. Так почему же теперь ты изменил свое мнение о нем?
– Пойми, Синапериб, я заблуждался. Как и всякий смертный, я тоже могу заблуждаться. Увидев его истинное раскаяние в совершенных ошибках, не мог же я отказать ему в прощении. А, поговорив с ним, я нашел в нем достойного, умного собеседника и искреннего человека. И ты, друг мой, так же, как и я, узнав его поближе, изменишь свое мнение о нем. Тем более, что ему предстоит стать моим зятем.
– О Боги, ты еще и дочь свою готов отдать ему на заклание!
– в сердцах воскликнул Синапериб.
– Прошу, пощади хотя бы Лессиру, любимую и прекрасную дочь свою!
– Больно мне слышать сие от тебя, архонт Синапериб, от тебя, кто был мне другом, почти братом; меня ранит твое упорство и непонимание. Но, надеюсь, со временем ты все поймешь и встанешь на мою сторону, ибо мне страшно и подумать, что разделенные этим спором, мы с тобою сделаемся врагами.
Синапериб, которому не чуждо было красноречие, пожалуй, впервые в жизни не находил слов, лицезрея эту почти детскую, ничем необъяснимую восторженность Хроноса мнимыми качества недостойного человека, очевидными, по мнению архонта, для любого здравомыслящего человека. Синапериб впервые покидал покои правителя не с чувством привычного умиротворения после мудрой беседы с Хроносом, но с чувством великой тревоги и печали, ибо он понимал, что близкий и хорошо знакомый ему человек покинул его, сменил же его другой, неведомый, по-детски наивный и пугающе упрямый. Синапериб старательно искал объяснений случившемуся, и не мог их найти. Но одно он знал твердо, что новый Хронос - это человек, всею своею сущностью находящийся под влиянием архонта Гроджа, и говорить с ним прежним языком было теперь неблагодарным занятием.
В день свадьбы Лессиры и Гроджа Хронос ранним утром вошел в опочивальню своей дочери. Он не застал ее в покоях, не было Лессиры и на террасе. Он в волнении вышел в сад, но и там царило безмолвие. Неожиданно Хронос увидел Лессиру, подобно призраку, бредущей вдали меж могучими эвкалиптами. Она, приметив отца, медленно приблизилась к нему. Хронос с беспокойством взирал на необычайную бледность ее лица, было видно, что слабость овладела ею, капельки пота мелким бисером застыли на лбу, нежные пальцы, державшие цветок, дрожали.