Атлантида

Воронцова Лариса

Поздним вечером возвращался Хронос в Аталлу, так и не рассеяв своей всепоглощающей тревоги: даже и встреча с дорогим его сердцу другом не принесла ни хотя бы легкого облегчения, ни умиротворения, утраченного им, судя по всему, навсегда.

После дальней дороги, пролегавшей по морю, правитель чувствовал себя усталым. Он из-за тяжелых дум уже почти отвык спать по ночам, и теперь, после утомительных перемещений и долгих бесед, впервые за многие месяцы ощущал желание немедленно, не отвлекаясь на какие бы то ни было дела, расслабить утомленное тело в мягкой постели и погрузиться в сон.

Но не успел Хронос ступить в коллонадную галерею, как ему доложили неприятное известие о том, что его вот уже почти весь день ждет архонт Гродж. При мысли о необходимости общения с воинственным

архонтом теперь, когда он так устал, правитель невольно поморщился, но не принять Гроджа, к сожалению, он не мог, тот прождал его весь день, и, значит, не увидевшись с ним, не покинет столицы. Хронос велел слуге передать, чтобы архонта пригласили в приемный зал, - величественное, немного сумрачное сооружение, сплошь покрытое старинными росписями, - здесь обычно Хронос принимал собиравшихся вместе архонтов. В этот зал Хронос никогда не приглашал тех людей, с которыми он вел дружеские беседы, так повелось издавна, еще до него заведенным порядком, что в сих сумеречных, немного унылых стенах, проводились лишь официальные приемы.

Хронос полагал, что между ним и Гроджем вряд ли может произойти дружеский, располагающий к откровенности и сердечности, разговор. Не любил правитель архонта, не любил он в нем напористости, с которой Гродж неизменно подступал даже к нему, чтобы добиться его расположения и поддержки, не любил его гордости, небрежно бросаемых на окружающих его людей надменных взглядов. Отношения правителя с архонтом стали еще более натянутыми после того, как тот едва ли не открыто стал заявлял о своем намерении воевать, для чего Гродж даже принялся обучать своих людей военному искусству. Хронос не единожды, иногда и в резких выражениях, указывал архонту на несовместимость его взглядов и государственных. В будущем, если архонт не оставит своих опасных затей, правитель был намерен лишить его чести зваться архонтом и выполнять сии почетные обязанности.

Когда Хронос вошел в зал, архонт уже ждал его. Увидев правителя, он склонился перед ним в почтительном поклоне. Хронос, положив руку на сердце, приветствовал архонта. В зале сомкнутыми в кольцо стояло несколько кресел с высокими спинками. Хронос жестом пригласил Гроджа присесть. Они расположились лицом к лицу в противоположных сторонах круга. Разговор начался издалека, обсудили виды на урожай, второй в нынешнем году, немного поговорили о делах торговых, но к сути беседы, ради которой, как чувствовал Хронос, прибыл и терпеливо ждал его весь день архонт так и не подошли.

Наконец, после длительных словесных пасов, архонт решился заговорить о том, ради чего он и приехал: о своем желании связать собственное будущее с будущим дочери правителя. Он не знал, как отзовется на его предложение Хронос, и потому начал издалека.

– Нашу великую страну, процветающую Атлантиду, бесспорно ждет лучезарное будущее. Чем больше я наблюдаю дела народа нашего, столь мудро направляемого тобою, о правитель Хронос, тем все больше крепнет во мне уверенность, что земле этой и народу ее жить и процветать веками.

Хронос смотрел на Гроджа с легким недоумением, он не мог понять, с чего это вдруг архонт, высказывающий, порой, публично недовольные замечания в адрес правителя Атлантиды, принялся сочинять оду ему.

– О мудрый Хронос, - между тем, продолжал свою речь Гродж, - прими от недостойного твоей великой мудрости подданного твоего покаяние за свершенные ошибки. Да, я готов признать пред тобою, а позже и публично, все свои заблуждения. Не гневайся на архонта своего, о Хронос, все свершенное мною - от недостатка мудрости и дальновидности, свойственных тебе. Я искренне раскаиваюсь в своих взглядах насчет войн и походов. Долго, очень долго мне был неведом глубокий смысл твоих воззваний ко мне, я не понимал и не осознавал того, что только в мире и согласии может процветать Атлантида. Раскаиваюсь, горько раскаиваюсь во всех своих заблуждениях!

Гродж уже не сидел, он встал перед правителем, и, говоря убежденно и страстно, смотрел на него по-иному: с особой теплотою и истинным раскаянием во взгляде, где-то в глубине его черных глаз даже притаилась слеза. Хронос, склонный вначале принять страстную речь архонта за театральное действо, позже уже

стал сомневаться, играет ли архонт, или говорит одну святую истину. Чем дальше он слушал Гроджа, чем пристальнее вглядывался он в его взволнованное лицо, тем все более он проникался в его слова. Хронос, не перебивая и не вступая в разговор, как зачарованный, следил за каждым жестом архонта, за каждым его взглядом. И если вначале он сомневался, верить ли ему архонту, то в конце его монолога Хронос был совершенно уверен в том, что Гродж искренне раскаялся в своих заблуждениях и ждет теперь от правителя поддержки и участия, того, в чем тот никогда не отказывал нуждающимся. И в этот момент Хронос почему-то вдруг перестал испытывать по отношению к Гроджу неприязнь и раздражение, неизменно вызываемые в нем архонтом, им неожиданно овладело желание сердечно поговорить с ним, обсудить их непонимание друг друга, и стать, наконец, друзьями. На мгновение промелькнула мысль, зачем же друзьями, разве пристало правителю водить дружбу с архонтами? Исключение из этого правила, существовавшего веками до него, составлял только лишь Синапериб, истинно близкий ему человек по взглядам и душевным качествам. Но в тот момент он не спросил себя, откуда появилось в нем это желание, еще мгновение назад принятое бы им за дикость, потом же, все более попадая под влияние горячего раскаяния Гроджа, спрашивать себя об этом он уже не мог. Хронос, повинуясь странному душевному состоянию, заслонившему в один миг все его мысли и ощущения, вдруг приблизился к архонту. Тепло улыбаясь человеку, к которому еще несколько мгновений назад он испытывал только лишь неприязнь, Хронос сердечно пожал ему руку, и, обняв за плечи, усадил рядом с собою.

– Я несказанно рад тому, что услышал из уст твоих, архонт Гродж, - горячо заговорил Хронос.
– Сердце мое радуется, теперь больше не будет непонимания и недомолвок между нами. Я готов принять тебя, как своего друга, разделить с тобой свой кров, свои взгляды, свои дела.

– Истинно ли я понимаю тебя, о правитель Хронос, - пытливо всматриваясь черными глазами в раскрасневшееся лицо правителя, воскликнул архонт, - ты готов отныне положиться на мою помощь в великих твоих делах? О, я и мечтать не смею об этом! Неужели же это правда?

– Истинная правда. Своим раскаянием ты показал верность служению народу Атлантиды, и, значит, ты можешь стать мне помощником, другом.

– Благодарю тебя, великий и мудрый Хронос. Нет на свете человека счастливее меня, ибо сегодня я заслужил доверие величайшего из смертных, правителя нашей процветающей страны. О мудрые Боги, вы свидетели великого восторга моей души!

Гродж ликовал: его затея, казавшаяся поначалу несбыточной и безуспешной, принесла ему полную победу. И пусть разговор пошел не по тому пути, который он наметил, так даже лучше, если он не станет сразу же вести речь о Лессире. Зачем пробуждать сомнения в только что усыпленной им душе правителя? Пусть сон сделается глубоким и прочным, и вот тогда он спросит Хроноса о прекрасной дочери его, тот не откажет страстной просьбе архонта. Нет, не откажет! В этом архонт теперь был уверен. Глядя в затуманенные слепой радостью глаза Хроноса, он и сам удивлялся, как легко досталась ему победа. Конечно, позже правитель придет в себя и поразится своим деяниям, но будет уже поздно, ибо дочь его, став супругой архонта, разделит с ним его постель. Что же после случившегося можно будет изменить? Нет, слишком поздно! На мгновение скользнула мысль о том молодом красавце, что сопровождал сегодня Лессиру. Ничего, он разузнает о нем, и сам разберется с ним. А пока - победа!

Архонт, сказавшийся уставшим от долгого ожидания, попросил разрешения остаться во дворце, на что Хронос с радостью согласился. Верному слуге своему она приказал приготовить для архонта покои, принести ужин и вино, тот внимал почтительно, но во взгляде его таилось удивление: никогда доселе архонт Гродж не оставался во дворце на ночь, никогда достопочтенный правитель не был так добр и ласков с этим суровым, надменным человеком. О Боги, знать и вправду мир изменился вокруг, если злобным и презирающим мир людям стало легко заполучить уважение самого Хроноса, горестно подумал слуга и отправился выполнять приказание.