Атласные мечты
Шрифт:
Она заснула, думая о Кристофере Форбсе. После изумительного ужина в Латинском квартале они около часа бесцельно разъезжали по ночному Парижу, беседовали, и несмотря на грядущий рабочий день, ни один из них не стремился приблизить момент расставания. Потом у лестницы он поцеловал ее.
Сначала поцелуй был лишь выражением теплого, дружеского чувства, зарождающегося между ними. Так, по крайней мере, воспринимала его Элис. Но его губы у ее губ, руки на ее талии, ощущение его сильного настойчивого тела – все это заставило перерасти невинный поцелуй в нечто большее. Они оба содрогнулись, когда из горла Форбса неожиданно вырвался низкий чувственный стон.
Изумленные, растерянные, они отпрянули друг от друга. Кристофер неловко пробормотал что-то насчет того, что они слишком увлеклись вином во время ужина. И хотя они посмеялись над собственным, поведением, Элис отправилась спать в смешанных чувствах.
Сон был тяжелым, но не из-за Кристофера Форбса. Теперь Элис пыталась умерить дрожь в руках, наливая вскипевшую воду в кружку с пакетиком чая. Ее сон, вернее, ночной кошмар, был о Николасе Паллиадисе, мужчине, которого ей вообще не следовало встречать и уж тем более не пытаться использовать в качестве орудия мести.
Элис вынула пакетик из кружки и сделала глоток. Чай был обжигающе горяч. Такими же были и ее сновидения.
Отчего она ощущала себя такой разбитой, почему готова была разрыдаться в исступлении, вспоминая, как во сне Николас любил ее? Физической боли она не испытывала, лишь медленное, безумно нежное обладание, пылкие поцелуи, покрывавшие ее лицо, шею и плечи, пока он входил в нее. Она задрожала.
«Ты нужна мне! – Эти простые слова, сказанные чуть хриплым голосом, все еще звучали в ее ушах. – Не отталкивай меня!»
Элис поспешно поставила в раковину кружку, выключила свет на кухне и по ледяному полу пробралась обратно в постель. Она была полна решимости любыми способами покончить с Паллиа-дисом.
Николас Паллиадис видел, как погас свет в квартире Элис. Он наклонился вперед, чтобы переговорить с мужчиной на шоферском сиденье.
– Он все еще там. – Стеклянная перегородка была опущена, и не было необходимости использовать телефон. Он похлопал по плечу Лакиса, и шофер вытряс сигарету из пачки и протянул через голову, предлагая Паллиадису закурить.
– Восемь часов он провел там, не отходя даже помочиться. А ведь холодно, малыш. – Лакис вытащил зажигалку из приборной доски лимузина и передал ее назад. – У них восьмичасовая смена – с полуночи до восьми утра. Скоро появится кто-нибудь, чтобы сменить его.
Они наблюдали за тенью человека в дверном проеме, который был приставлен следить за девушкой в доме напротив.
– Не понимаю, – сказал Нико по-гречески. – Они ждут, приду ли я к ней? Тогда они смогут захлопнуть ловушку?
Его друг пожал плечами.
– Кто знает? За ней следят уже несколько недель. Мужчина, похожий на шпика, присматривал за ней еще до того, как она работала у Мортесьера.
Внук Сократеса Паллиадиса глубоко затянулся и выпустил облако дыма, глядя прищуренными глазами на только что погасшее окно в доме. Самая прекрасная женщина, которую он когда-либо желал, вернулась в постель. Одна. Он убедился в этом, ожидая в припаркованном «Даймлере» до тех пор, пока американский журналист не привез ее с ужина домой. Он видел, как Кристофер Форбс страстно поцеловал ее у входной двери.
Николас до сих пор боролся с волной гнева, которая поднялась в нем, когда он увидел, как ее руки во время поцелуя обняли шею корреспондента, а тело прильнуло к его телу. Эта картина чуть не заставила его вылететь из «Даймлера» и, бросившись на улицу, растащить их в стороны.
– С ее паспортом по-прежнему никакой ясности, – сообщил Лакис. – Мы проверяли, но ничего нового не узнали, кроме того, что она работает в Париже под вымышленным именем.
Николас ничего не ответил. Он не знал, с кем имеет дело, и это более всего выводило его из себя. Одно было ясно – он представлял немалую опасность для своих врагов. Но и сам он был в не меньшей опасности.
Тем не менее близость прекрасной Элис волновала его; он еще окончательно не выяснил, какая роль была ей предназначена в этой игре.
– Не вижу в этом никакой логики! – пробормотал он себе под нос. – Однако сети, совершенно ясно, расставлены именно для меня.
12
Элис стояла под деревянным каркасом, покрытым клубами ламинированного шелком кружева, чем-то вроде беседки, в конце заполненного толпой демонстрационного зала Дома моды Лувель. Прямо у нее над головой из свежесрезанных ветвей сосны, вывезенной из Норвегии Ляшумом, самым изысканным парижским фитодизайнером, была выложена надпись: «ДЖЕКСОН СТОРМ ПРЕДСТАВЛЯЕТ НЕБЕСНОЕ КРУЖЕВО!»
Сосновые ветки были обрызганы розовой краской (цвета арт-деко по-прежнему оставались модными в этом году) и усыпаны фальшивым жемчугом, изображавшим крупные дождевые капли.
Элис была облачена в придворное платье времен Марии Антуанетты с панье и длинным шлейфом из того же ламинированного материала; тугой низкий корсаж едва прикрывал соски ее грудей. Рыжие волосы были собраны наверху в пышной прическе стиля помпадур, модной при французском дворе Версаля, со свободно ниспадающими на плечи локонами, переплетенными нитями жемчуга. Выглядела она восхитительно. Почти все гости Джексона Сторма отметили это.
Однако в своем пышном наряде Элис чувствовала себя слишком утомленной после поспешно организованной пресс-конференции. Стоя в беседке, она все время бессознательно сплетала пальцы и сжимала их до боли в суставах. Специалист по связям с общественностью Кэнденс Добс не раз подходила к ней и шепотом приказывала успокоиться, так как своими беспокойными движениями Элис разрушала эффект живописной картины.
Но девушка ничего не могла с собой поделать. Она была на грани срыва. На ее месте мало кто вел бы себя иначе.