Атолл
Шрифт:
На мостик поднялся доктор, неся в руках чашки с какао. Протянул одну капитану. Джон принял, вдохнул шоколадный запах, чтобы очистить нос от позорных воспоминаний. Отхлебнул, стараясь не обжечься.
– Спасибо, Генри, это как раз то, чего мне не хватало.
– У меня на камбузе случилась небольшая авария, - смущаясь, признался доктор.
– Молоко вскипело так внезапно, что половина вылилось на плиту и пригорело...
Джон с облегчением взглянул на доктора, улыбнулся и сказал: - Хорошее название для романа: "Молоко вскипает внезапно".
– Писатели, вечно в своем репертуаре, - вздохнул доктор.
Когда они удалились от берега на достаточное расстояние, где не мешают снующие суда, Джон поставил управление на автомат, установил спиннинги, и они с доктором уселись на корме в мягких вращающихся креслах. Чтобы пацан, шляясь без дела по судну, не выпал за борт, Джон дал ему задание - следить за фарватером. А сам, насупясь, смотрел на убегающую вспененную воду.
Доктор участливо взглянул на писателя.
– Что с вами случилось там, на берегу? вы были бледны, как смерть.
– Сердце немного прихватило, - ответил Джон, нехотя.
– А мне показалось, что вас испугали те двое...
– Не-е-ет. Просто у меня сегодня день был слишком насыщенный событиями. Я уже отвык от такой нагрузки.
– Дорогой друг, есть такое прекрасное терапевтическое средство, - и вы знаете об этом не хуже меня - оно называется катарсис.
– А по церковному - исповедь... а по-простому: выскажись - и на душе легче станет.
– Да-да, вот в этом роде. Кому же как не другу раскрыть душу...
– А вы -друг?
– Полагаю, да.
– Я так и думал... Ну что ж... Это началось давно, когда все свои ресурсы - физические и интеллектуальные - я направил в одну точку: стать писателем. Я вам как-то рассказывал некоторые эпизоды из свой жизни. Теперь раскрою то, о чем раньше умалчивал.
Джон достал сигару, раскурил её и стал вспоминать вслух:
– Когда вышел номер "Нью-Йоркера" с моим рассказом, и я получил авторские экземпляры...
Глава 19
Когда вышел номер "Нью-Йоркера" с его рассказом, и он получил авторские экземпляры, молодой писатель положил один экземпляр в заветную папочку, а второй оставил у себя на столе для постоянного любования. Кейн ждал хоть какого-нибудь "общественного резонанса" на свое произведение, но проходили дни, недели, прошел месяц, а про него нигде не сказали ни слова - ни доброго, ни худого. Не похвалили, не обругали. Ни одна литературная собака не тявкнула в его сторону. Его просто не замечали, словно его вовсе нет на свете. Все повторялось, как с первым его рассказом.
Зато с маниакальной настойчивостью перетирали косточки одним и тем же фигурантам литературной тусовки. Что-то не хватало Джону преодолеть невидимый порог, подняться чуточку выше и попасть-таки наконец на сцену, где собрались знаменитости.
Что же ему не хватает? Может, таланта? Ерунда, он пишет неплохо, да что там - хорошо пишет. Тогда в чем дело?
Последней каплей, переполнившей его чашу терпения, стал неожиданный успех Джулии на поприще изобразительного искусства.
– Ты не поверишь, но я продала картину!
– почти закричала она ему в лицо, вся возбужденная, словно осталось снять бюстгальтер и трусики.
– Какую картину?
– не понял Джон.
Сегодня было воскресенье, редкий для него выходной день. Утром они сходили в методистскую церковь, как и полагается добрым гражданам, потом Джулия ушла по своим делам, а он, в приятном предвкушении длинного плодотворного дня, засел за эйбиэмовскую машинку. И вот жена пришла и сразу сбила его с настроя. Он попытался записать ускользающую фразу, но сделал опечатку, чертыхнулся и недовольно обернулся к Джулии.
– Очнись, чучело!
– вскричала жена.
– Я говорю, у меня купили картину. Мою картину!
– Меценат?
– нарочито лениво, с презрительным подтекстом, спросил муж.
– В том-то и дело, что нет! Совсем посторонний человек. Какой-то адвокат, богатый сукин сын... Зашел в галерею Дорхэма, я как раз там была, увидел мою картину - и сразу её купил. Угадай, сколько он отвалил бабла?
– Понятия не имею, - ответил Джон.
– Пятьсот долларов?
– Ха-ха-ха!
– истерически засмеялась Джулия.
– А пятьдесят тысяч не хочешь?
– А не слишком ли ты загнула, моя милая?
– В самый раз, мой милый, - передразнила она его.
– На-ка вот, полюбуйся.
Джулия поднесла к его глазам чек, где стояла умопомрачительная для Джона сумма - $ 50. 000 и вычурная подпись того урода адвоката.
У Джона потемнело в глазах. Он отвернулся к пишущей машинке, но она стала такая маленькая, что он не мог различить буквы на клавишах. Он ударил по ним почти наугад и напечатал слово "чукчело". Ударил еще и напечатал "чупчело". Потом поднапрягся и написал правильно слово, которым его оскорбила жена, - "чучело".
Тут он понял, что ведет себя глупо. У жены такая радость, а он поступает как сволочь - не радуется вместе с ней.
<