Атомная крепость (илл. Ю Пучинский)
Шрифт:
Тактика «выжженной земли» в Германии – что может быть ужаснее? Однако в связи именно с этой тактикой и создается гигантское водохранилище, плотину которого вы, Гросс, только что построили. Вы, Гросс, кричали в газетах о том, что трудитесь на благо мира. Я не в претензии – вы не подозревали чудовищной истины. Вот оно прошлое, Герман Гросс, – оно пришло к вам в дом и взяло за горло: отдай чертежи и планы твоей плотины, ее надо по всем правилам подготовить к взрыву, чтобы миллиарды кубометров воды утопили миллионы наших граждан, нас самих, наши жилища. Вот она – истина, господин Гросс. Вы наивны и не искушены. Вот к вам и подпустили Ильзу Грубер, они надеются, что она-то сумеет обвести вас вокруг пальца, уговорить, выведать,
Рихтер вышел. Гросс сидел в кресле и широко открытыми, застывшими в бешеном гневе глазами смотрел прямо перед собой: вот они – мирный труд, шум, слава, многочисленные интервью с руганью по адресу «красных», телеграмма из Гамбурга, нежная Ильзен… Где же ты, славный мой друг, Эрика Келлер? Твои худшие опасения оправдались.
Глава четвертая
Келли предпочел заняться делами со своим партнером – Функом, но Гарольд Прайс не утерпел – в сопровождении Лайта он отправился по указанному адресу.
Еще не доезжая до места назначения, пришлось миновать немало полицейских постов – собрание «Зеленых дьяволов» тщательно охранялось. Лайту не по душе было это сборище гитлеровцев, но противоречить Келли и Прайсу он не стал.
«Зеленые дьяволы» – одно из многих солдатских объединений, созданных в Западной Германии за последние годы. Уцелевшие гитлеровские генералы возглавляют эти «традиционные сообщества», которые на самом деле являются воинскими формированиями, в том самом виде, в каком они были созданы при Гитлере. В длинном списке военных организаций можно найти и объединение личного состава 116-й танковой дивизии «Виндхунд», той самой, которой командовал Дрейнер, и «бывших военнослужащих частей „Фау-2“», 2-й истребительной эскадры «Рихтгофен», легиона «Кондор», парашютно-танкового корпуса «Герман Геринг», Африканского корпуса, эсэсовских частей: «Великая Германия», «Гренадерская дивизия фюрера», «Дивизия сопровождения фюрера» и бесконечного множества им подобных.
Прайс и Лайт вошли в огромный зал пивной, в нем собралось четыре тысячи парашютистов корпуса «Зеленые дьяволы». До одури пахло пивом и табаком. Повсюду были развешаны дубовые листья – эмблема парашютистов, значки с изображением устремившегося вниз орла, фотографии и рисунки, изображавшие боевые действия парашютистов, и призывы объединиться в военное товарищество по роду оружия. На штатских костюмах большинства присутствующих – серебряные парашютные значки и гитлеровские военные ордена.
Громкоговорители помогали разыскивать старых друзей. Представитель «товарищества» «Зеленых дьяволов» раздавал бесплатно газету того же наименования с портретами «героев» войны, с большим изображением «железного креста» на первой странице. Оркестр играл военные марши и песни.
Гарольд Прайс и Лайт заняли места. Неожиданно у дверей раздалось громкое «хох!», и солдаты на плечах внесли в зал своего командира генерала Рамке – он был в форме парашютиста.
Рамке сел за стол и начал было речь. Говорить ему, однако, не пришлось: у входа снова послышался шум, крики «хох!»: в зал вошел генерал Фалькенгаузен, бывший гитлеровский гаулейтер Бельгии, а вслед за ним появился фельдмаршал Кессельринг. Это по его приказу эсэсовцы сравняли с землей итальянское селение Марцаботто, а 24 марта 1944 года в Риме были расстреляны из пулеметов триста тридцать пять заложников, ни в чем не повинных мужчин и женщин. Когда он командовал 1-м воздушным флотом, по его приказу
На некоторое время в зале воцарилась тишина. Рамке произнес речь – она была явно обращена к американцам, к Прайсу, о присутствии которого он, конечно, знал. Лайта покоробила откровенная наглость гитлеровца: немецкие солдаты безоговорочно возьмутся за оружие и вместе с американцами пойдут на Восток в том случае, если… Этих «если» было очень много. Среди них – требование немедленно предоставить свободу таким военным преступникам, как Дениц, Редер, Гесс…
Гарольд Прайс недовольно пробормотал:
– Мы сами знаем…
После Рамке выступил Фалькенгаузен. Старчески дребезжащим голосом он говорил о том, как послушен ему был Чан Кай-ши, когда Фалькенгаузен находился при его особе в качестве военного советника. Но потом на смену немцам в Нанкине появились американцы… Без видимого логического перехода Фалькенгаузен с сожалением вспомнил о потерянных Германией колониях в Китае, в Океании, в Африке… Камерун, берег Миклухо-Маклая на Новой Гвинее. Солдаты сдержанно шумели, не понимая хитрого хода оратора. Кессельринг же согласно кивал головой. Лайт раздраженно поднялся и, взяв удивленного этим Гарольда Прайса под руку, покинул зал. Вслед им раздалось «Дойчланд, Дойчланд юбер аллее», подхваченное четырьмя тысячами глоток.
Открывая дверцу автомобиля. Лайт сказал:
– Вслед за Шпандау Камерун – для одного дня этого многовато, сэр. Мы с вами можем попасть впросак, выслушивая без возражения подобные претензии: бывшие немецкие колонии принадлежат нашим союзникам.
– Опять дипломатия… – Прайс сердито засопел. Усаживаясь в машину, он убежденно произнес: – Превосходные парни, я в них уверен. Запомните, Лайт, немцы – вот наши естественные союзники в будущей войне. Они опытные солдаты…
– Я не разделяю вашего оптимизма, сэр, – ответил Лайт. – Приходилось ли вам беседовать с рядовым немцем, ну, с таким, которого у нас принято называть «средним американцем», или с бывшими солдатами?
Прайс опять недовольно засопел. Глаза Лайта заблестели – ему пришла удачная мысль:
– Вы ничего не имеете против такой беседы, сэр?
Прайс сказал что-то неопределенное. По знаку Лайта машина развернулась и пошла вдоль набережной к окраине города, к знакомому ему локалю на углу Кляйнерштрассе.
– Опять воевать? – заговорил грустным голосом парень. – Я провел три года в русском плену, с меня вполне достаточно. Пять лет в армии и три года в плену – это очень долго… И чем дольше это тянулось, тем меньше мы, солдаты, понимали, почему все это должно продолжаться. Нет ничего более ужасного, как находиться на фронте, дожидаться писем из дому и вдруг узнать, что ваш родной город подвергся бомбежке… Вам, американцам, не понять этого, нет, нет… А я не желаю снова переживать это.
Однажды мне дали отпуск… Я не стал об этом сообщать родным, хотел доставить им неожиданную радость. С вокзала я направился к нашему дому… Но дом уже не существовал: накануне ночью город бомбили ваши самолеты, и теперь передо мной были развалины. Мои мать и сестра погибли. Пережить подобное еще раз? Нет! Спасибо, господа американцы!
Прерывая неловкое молчание, Прайс заметил:
– Но ведь дело обстояло бы совсем иначе, если бы вам пришлось защищать свою страну от вторжения русских…