Атомный ангел
Шрифт:
– Нет, это чаевые в десять фунтов! Делай, что говорят!
Водитель послушался. У первого же поворота «Фиат» замедлил ход, так что мы сели ему на хвост.
– Держись за ним! Не теряй из виду!
– Ладно, попробую.
Минут пятнадцать он «пробовал» вполне успешно. Трое арабов в «Фиате» уже начали паниковать. То и дело они оглядывались назад – и каждый раз видели одно и то же: наше такси. Двигались мы к Уэмбли и шоссе М-40, где, видимо, «Фиат» надеялся от нас оторваться. Вдруг один араб на заднем сиденье высунул руку в окно и дважды выстрелил. Одна пуля пролетела мимо, другая пробила аккуратную дыру с левой стороны лобового стекла.
Таксист ударил по тормозам.
– Так, приятель, приехали!
Он повернулся ко мне – и уперся взглядом в черное дуло «Беретты».
– Веди или выходи.
Лицо таксиста искривилось, словно он готов был зареветь, а затем сморщилось в нервной ухмылке.
– Знаешь, приятель, я лучше выйду. А то у меня сердце больное… Бензина полный бак. Извини, я не трус, честно, я просто… – бормотал он, уже выпрыгивая из машины.
Не слушая его, я сел за руль, выжал сцепление и с ревом рванул вперед. Арабы, застрявшие в пробке перед светофором, развернуться не могли – мешал огороженный островок в центре улицы. Они сдали на несколько футов назад, заехали задом на тротуар, и Чингисхан с заднего сиденья выпустил в меня еще две пули. Стрелять в ответ я не решался – слишком много было вокруг машин и людей. Доехав до края тротуара, они остановились: по мостовой им наперерез грохотал огромный грузовик с двумя прицепами. Я вдавил акселератор в пол и с размаху въехал «Фиату» в корму. Такси замерло на месте – но «Фиат» на скользком от дождя тротуаре полетел вперед, как пушечное ядро, и аккуратно вошел в промежуток между передними и задними мостами второго тяжело груженного прицепа. Рев грузовика перекрыл визгливый скрежет металла, словно нога великана раздавила огромную жестяную коробку из-под печенья. На миг «Фиат» скрылся из виду за огромными колесами грузовика, а когда появился снова, капот и багажник его были почти целы, а салон сплющился в блин едва ли в десять сантиметров толщиной.
Наверное, секунду или две я ничего не слышал и не сознавал. Потом заметил, что со всей силы вжимаю в пол педаль сцепления. Я чуть приподнял ногу; впереди заскрипело. Я отпустил сцепление – и такси рванулось вперед. Под капотом что-то негромко скрежетало. Люди выскакивали из машин и бежали к «Фиату». Грузовик остановился, из кабины выпрыгнул водитель и, явно еще не понимая, что произошло, побрел к прицепу.
Чем скорее отсюда убраться, тем лучше, решил я. Полиция составит свой рапорт, мы – свой, однако полиция и МИ-5 друг друга не жалуют, особенно когда остаются трупы, которые им приходится за нами прибирать. И мне не улыбалось остаток дня провести в полицейском участке, выслушивая ядовитые шуточки ребят из дорожной полиции Илинга.
Не слушая криков и гудков, я свернул налево. Ярдов через пятьсот мне замахала с тротуара женщина с чемоданами – пыталась остановить такси; я промчался мимо, и она крикнула вслед что-то нелестное. Но я хотел как можно скорее добраться до Файфшира, хотел выяснить, что еще известно об «Операции Ангел», что это за ангел такой и где его искать.
Вскоре я сообразил: надо позвонить нашим экспертам, предупредить, чтобы частым гребнем прочесали все, что осталось от водителя и двоих пассажиров «Фиата». Примерно через четверть мили слева показалась будка телефона-автомата. Я остановил машину и побежал к нему.
«Желтые страницы» вандалы почему-то не тронули, а вот трубка и сам аппарат были вырваны с корнем. Что тут скажешь? С самого утра чувствовал, что день не задастся!
Глава 3
– Основной принцип работы атомной электростанции – тот же, что и у любых других электростанций. Слыша об АЭС, люди часто представляют себе расщепление атомов, быстрые нейтроны, сложные формулы, однако речь совсем не об этом. Мы лишь создаем пар. Тот проходит через турбины, турбины вращаются и генерируют электричество – точно так же, как колесо динамо-машины, вращаясь, генерирует электричество, освещающее наши улицы и дома. Паровая энергия – вот ключ ко всему. С тех пор как Джеймс Уатт изобрел паровой двигатель, ничего не изменилось, принцип работы тот же самый. Единственное технологическое отличие атомной электростанции заключается в способе нагрева воды. Девяносто процентов всего, что вы у нас увидите, не будет отличаться от любой другой электростанции – угольной или газовой. Десять процентов разницы связаны с тем, как мы получаем пар: это самое важное, и именно здесь используется атомная энергия.
Лектор умолк, нервно оглядывая аудиторию через сползающие на нос очки. На его лбу выступили капли пота, от пота же слиплись мышиного цвета волосы, подстриженные «под горшок». То он переминался с ноги на ногу, то засовывал руки в карманы твидового пиджака так глубоко, что пиджак грозил съехать с плеч. Лектор привык выступать перед школьниками и студентами; но сегодняшние слушатели запросто могли сожрать его на завтрак, и он, похоже, прекрасно это сознавал.
В попытке преодолеть растущую враждебность публики к атомным электростанциям и получить поддержку ядерной программы, а также обеспечить выгодные условия для экспорта энергии британское правительство открыло для иностранной прессы последнюю свою «жемчужину» – электростанцию Хантспил-Хед на побережье Северного Сомерсета. Хантспил-Хеду предстояло стать первым водо-водяным ядерным реактором в Англии, и основной его недостаток – по крайней мере, с точки зрения рекламы и прессы – состоял в том, что его устройство ничем не отличалось от печально известного реактора Три-Майл-Айленд, в 1979 году едва не снесшего с лица земли половину штата Пенсильвания.
Будущее всей британской ядерной политики висело на волоске, и от исхода сегодняшней пресс-конференции зависело многое. Чтобы журналисты правильно все поняли – и правильно воспроизвели, – к роли лектора предъявлялись особые требования. Выбрали Дугласа Йодэлла: за вид и манеры школьного учителя, обширные познания в энергетике, честное лицо и, не в последнюю очередь, за сомерсетский акцент. Посчитали, что этот деревенский говор, ассоциирующийся с солеными мужскими анекдотами, поможет слушателям расслабиться и утратить бдительность. Однако вышло иначе. Половина журналистов, сидящих в зале, не могла понять ни слова; другая половина, с трудом кое-что разбирающая, решила, что британское правительство нарочно напустило на них какого-то деревенского дурачка.
Не только журналисты полагали, что Дуглас Йодэлл – на редкость неудачный выбор; так же думал и сам Дуглас Йодэлл. Семьсот лиц были обращены к нему; на него нацелились тысяча четыреста глаз, целая батарея камер и микрофонов, не говоря уж о блокнотах. И он продолжал свою безнадежную битву.
– Уверен, многим из вас знакомы принципы ядерной физики. – Йодэлл ожидал согласного гула голосов, однако зал молчал. – Не сомневаюсь, многие из вас разбираются в этом намного лучше меня – я ведь просто здесь работаю!
Он вновь умолк, ожидая смеха, и вновь встретился с молчанием. Слушатели его ели премьер-министров на обед, а президентов и королей – на ужин; такие люди не смеются над шуточками заштатного лектора с задворок Сомерсета. Еще пара попыток расшевелить их – и Дугласу Йодэллу конец. Понимая это, он гордо выпрямился и задрал подбородок, глядя прямо в софиты. Лучше щуриться от света, чем пялиться в каменные лица этих ублюдков.
– Если я ударю кулаком о кулак…
Так он и сделал, поднеся кулаки к микрофону, – и поморщился, ударив слишком сильно. Потряс руками – и тут публика покатилась со смеху. На миг Йодэлл, казалось, растерялся, но быстро оправился, довольный тем, что ему наконец-то удалось установить контакт с аудиторией.