Атомный поезд. Том 2
Шрифт:
Сейчас ему было совершенно ясно, что с этим то ли Степаном Григорьевичем, то ли Суреном дело нечисто. Почему Оксана, забываясь, называет его на «ты»? Как племянница? Но какой он, к черту, дядя? Похоже, что родители Оксаны на свадьбе увидели его в первый раз. Но почему он тогда оплатил свадьбу? Да и эти разговоры про Карнеги, эта безапелляционная фраза «не мой вопрос»… Сто процентов, что Оксана заимствовала их именно из лексикона Сурена! Значит, они давно и хорошо знакомы! Неужели? Да нет, не может быть! И все-таки… Этот старик никак не похож на родственника, а кто он такой и почему
На мониторе появилась красная отметка: над ними завис очередной спутник. «Плутон» или «МХ-100» или черт его знает какой… Кудасов автоматически сделал запись в журнале дежурств. Мысли его были далеки от происков американской разведки. Он думал совсем о другом.
Этот Сурен, конечно, спас его от избиения, но куда они с Оксаной потом пропали? Он ведь умышленно заставлял его пить, и тон у него был надменный и высокомерный. Он показывал себя хозяином Кротово. И… как бы хозяином Оксаны… Саше стало плохо около двадцати трех часов, а Оксана появилась в пять тридцать. Где она провела всю ночь? Сидела на стуле и беседовала с официанткой? Не похоже, ох не похоже…
Старший лейтенант являлся дежурным оператором и нес ночную вахту. Четвертый вагон был погружен в синий полумрак, только мониторы мерцали, как обычно, да на светящейся карте мира время от времени отслеживались плановые запуски и прохождение искусственных спутников, космических зондов, испытательные пуски ракет-носителей и другие глобальные проявления человеческой деятельности, которая в целях безопасности подвергалась постоянному контролю. Каждая вахта на боевом дежурстве – дело очень ответственное и важное. Оператор должен быть спокоен, внимателен, собран и не отвлекаться ни на что постороннее.
Оператор Кудасов прокручивал в голове последнюю семейную сцену. Он не мог ничего сделать. Ни задержаться, ни отказаться от рейса, ни бросить службу. Неужели она этого не понимает? Похоже, так… Скорее даже – не хочет понимать! Когда жена не понимает мужа-офицера, тем более стратегического ракетчика, то семья не может существовать.
Оксана уехала. Он в этом не сомневался. Сейчас, в эту минуту, она наверняка уже находится в Тиходонске… С кем? С родителями? С подругами? Или с кем-то еще? Как ни странно, ему было почти все равно. В отношениях, которые связывали его с красавицей Моначковой, что-то лопнуло. Как лопается канат под нагрузкой, если по нему полоснуть бритвой. «Барби! Сурен!» – вот она, эта бритва…
Ноги затекли, давили стальные стены, спертый воздух не мог насытить кислородом кровь. Надо было размяться. Сегодня такая возможность у него была.
Дежурный оператор атомного поезда переключил сигнальную систему на боевой вагон, неторопливо встал, вышел в тамбур, особым ключом отпер дверь перехода, набрал сегодняшний код второй двери и прошел в пятый вагон. Автоматически включилось дрожащее неоновое освещение, какая-то из ламп противно дребезжала. Округлый колпак пускового контейнера возвышался над вошедшим, будто разглядывал свысока его – крохотного и слабого. Что значат семьдесят килограммов молодых мышц и крепких костей
Александр потрогал холодную броню, слегка похлопал ладонью, как будто успокаивал прирученного, но опасного зверя.
– Спокойней, дружище, спокойней! Это я завтра отправлю тебя к цели! И не зазнавайся, сейчас у тебя не шестнадцать зарядов, а только один!
Исходящее от ракеты высокомерие поубавилось. Похоже, она распознала в неожиданном визитере хозяина.
Александр положил обе руки на округлый лоб прирученного монстра.
– Завтра иди точно в цель, постарайся не отклониться, не поддавайся ветру, и центробежной силе не поддавайся! Я рассчитаю твой путь до последнего метра и ты должна точно пройти по нему! Сделаешь?
Тишина боевого вагона нарушалась только дребезжанием лампы дневного света. Кудасов поднял голову и по неровному мерцанию определил, что это вторая справа.
– Сделаешь?! – он требовательно хлопнул по бронированному лбу: так строгий дрессировщик призывает к порядку закапризничавшего тигра или медведя.
И совершенно отчетливо услышал металлическое:
– Да!
У него даже мороз прошел по коже. Что же это? Ведь ракеты не могут разговаривать! Может, так отозвался металл на хлопок ладони?
Он снова поднес руку, но внезапно остановился: какое-то шестое чувство подсказывало, что больше с ракетой фамильярничать не стоит.
Наступила полная тишина, даже лампа перестала дребезжать. Александр молча смотрел на ракету, а ракета в свою очередь смотрела на него. Они понимали друг друга. Ракета признавала в нем повелителя и готова была подчиняться приказам. А он чувствовал ее частью своего тела, может быть пальцем, который, если надо, протянется через тысячи километров и ткнет в нужную точку. И снова, как когда-то в Красноярском полку появилось ощущение могущества и ничем не ограниченной силы.
Сзади скрипнула дверь, и он почувствовал биоволны другого человека. Резко развернувшись, он бросил руку к кобуре, сорвал тугую петельку застежки и оцепенел.
Перед ним стояла майор Булатова. В форме, с напряженно застывшим лицом. Дефектное освещение сделало ей свой макияж: огромные, лихорадочно блестящие глаза, острые скулы, запавшие щеки, плотно сжатые губы.
– Наталья Игоревна?! – изумление было неподдельным.
– Да… Я… Видите ли, я принесла вам таблетки… А вас на месте не оказалось… Вот я и пришла сюда…
Женщина была явно не в своей тарелке. Ее взгляд перебегал с лица старшего лейтенанта на непробиваемый лоб атомного монстра, причем чувствовалось, что на сферическую сталь ей смотреть гораздо проще.
– Какие таблетки? – тихо спросил дежурный оператор.
– Фенамин. Для завтрашнего запуска, – так же тихо ответила военврач.
Все это было сущей ерундой. Таблетки вполне можно отдать завтра, вызвав младшего по званию офицера к себе в медчасть, а не носить самой по спящему поезду. Очевидно, Наталья Игоревна это понимала, потому что даже в мертвенно белом «дневном» свете было заметно, что она покраснела и в очередной раз отвела взгляд.