Аттестат зрелости
Шрифт:
И, может быть, именно эти лопаточки помогли десятому «Б» выйти вперед всех, стать «картофельными звездами», как дразнили их в других десятых.
– А сегодня в «России» кино хорошее...
– жалобно тянет Лариска.
– А в парке - танцы...
– продолжает Кирка Воробьёва из соседней борозды.
– Какие тебе танцы, - ворчит в ответ Рябинина.
– Дождь, - и шевельнула плечами под намокшей телогрейкой.
– А все-таки молодец Игорь, лопатки сделал, и работать удобно, - похвалила Оленькова Настенька, словно и не надоел ей дождь, словно нравилось
– А вчера какой вечер был - чудо!
– бормочет опять Лариска.
– Да ладно вам, девы, носом-то хлюпать!
– бодрится Настя.
– Светка, расскажи-ка лучше что-нибудь...
– Про туманность Андромеды?
– хитровато щурится Светлана.
– Ой, Рябинина, твоя туманность надоела всем до смерти!
– злится Воробьёва и швыряет в её ведро картофелину.
– Эй, кто там есть, ведра пустые давайте!
– кричит Кирка на всё поле. Приподнялась, оглядела ребят, увидела, что неподалёку развалился на куче картофельной ботвы Герцев.
– Эй, Серёжка, иди сюда! Развалился там, как граф! Иди давай!
– Да уж, - улыбнулась Настенька, глядя на Ларису Кострову, - настоящий-то Граф сейчас на другом конце поля.
Лариска порозовела, потому что Настя имела ввиду Андрея Горчакова из параллельного десятого «А», у которого прозвище – Граф, и он «ухлёстывал» за Костровой.
Герцев лениво приподнялся, двинулся к ним вразвалочку: руки в карманах, ноги в резиновых сапогах загребали глину.
– А чо... отнести ведро, чо ли?
– посмотрел насмешливо на Светлану.
– Отнеси, если руки не отвалятся, - буркнула та, глядя на него снизу вверх.
– А можа, не относить?
– Герцев задумчиво почесал нос, глядя на низкие темные облака.
Настя фыркнула в грязный кулак: «дуэль» началась...
– Можешь не относить!
– взвилась на ноги Светлана.
– И без тебя обойдемся!
– схватила ведро, понеслась к бурту так, что Герцев с другим ведром еле догнал, выхватил ведро из ее руки.
Воробьева смотрела вслед Герцеву, вздыхала:
– Ох, девы, какой кадр пропадает! И чего это Светка всё время с ним ссорится?
Лариска переглянулась с Настей, обе хмыкнули весело: уж они-то знали, почему Светка ссорится с Герцевым...
Серёжка Герцев учился в их классе всего третий год, и сразу же, как появился, приглянулся Светлане. Впрочем, он нравился не только ей. Спокойный, не хвастливый, как Васька Окунь, не бахвалится своей силой, как Игорь Оленьков. И вообще многое делал не так, как поступали знакомые Светкины мальчишки. Иногда, правда, любил в спортзале покрутиться на турнике под общие «ахи» восхищённых девчонок.
А ещё Серёжка очень любил стихи, и это нравилось Светлане. Как-то встал на уроке литературы и оттарабанил наизусть всю поэму Владимира Маяковского «Владимир Ильич Ленин». Сделал он это, конечно, чтобы девчонки опять поахали, Но Анна Павловна Тернова, литератор, была восхищена так, что ни слова не сказала о новой теме, сидела и слушала, подперев подбородок ладонью, а про «бэшников» и говорить нечего - все были обалделые.
Герцев и сам пробовал писать стихи, об этом Светлана узнала совершенно случайно, когда была дежурной в классе и выгребла из его стола кучу записок. Она подняла один клочок разлинованной бумаги и узнала мелкий почерк Герцева. Это были стихи. О любви, о верности. И у Светланы сладко заныло сердце, а потом ревниво заколотилось: кто та девушка, кому посвящены стихи?
– А ты пиши мне письма мелким почерком!
– со злостью пропела Светлана.
– Тоже мне, прынц выискался - одолели записками.
Сама она ни разу не написала Герцеву, даже малюсенькой записочки, но чувствовала, что между ними словно ниточка - паутинка протянулась с того сентябрьского дня, когда Герцев упал на тысячекилометровой дистанции.
Это было на осенней спартакиаде школьников, в которой «бэшники» участвовали почти всем классом. И остался один забег на тысячу метров, самый трудный и самый решающий.
Решающий потому, что, выиграв этот забег, одна из школ - соперниц добирала нужные очки и выходила победительницей в осенних соревнованиях. А победить хотели все. Поэтому забег на тысячу метров был и самым трудным.
От их третьей школы на старт вышел Сергей Герцев, рослый и физически сильный, очень настырный и самолюбивый, и потому все считали, что лучше его никто не пробежит «тысячеметровку». Да Сергей и сам так считал, к тому же очень хотел, чтобы команда их школы поднялась на самую высокую ступеньку пьедестала почёта. Ведь они, десятиклассники, последний раз защищают честь своей школы.
Да... Победить - это было бы здорово! Сергей напряжённо ожидал сигнала к старту. Он смотрел на финишную линию в двухстах метрах впереди. Через два с половиной круга кто-то из бегунов первым пересечёт эту линию... Вот только вовремя взять старт... И всё-таки Герцев прозевал старт, сорвался с места, когда перед глазами мелькнула голубая майка парня из девятой школы.
Герцев легко обошел троих и «прицепился» к голубой майке, это был Саня Лаптев, упрямый и «тягучий», способный из последних сил, на одном лишь самолюбии сделать перед финишем рывок и победить. Но сейчас Лаптев с видимым усилием толкал себя вперед, громко, неэкономно дышал, и Герцев представил, какое сейчас у Сани злое и напряжённое лицо, как широко раскрыт рот, и он понял, что Лаптев не выдержал темпа, предложенного им самим же, выдыхается. А до финиша всего метров триста, и пора выходить вперёд...
Сергей сделал рывок и с радостью почувствовал, что это удалось ему очень легко.
Друзья по команде кричали на весь стадион:
– Серёга, да-ва-а-й? Жми-и-и!
Герцев рванулся вновь вперёд, и разрыв между ним и другими бегунами увеличился ещё больше, но резкая неожиданная боль охватила икры ног, будто кто-то невидимый железной хваткой закрутил мышцы, ноги подкосились, и Сергей упал.
Он сидел на травянистой бровке футбольного поля и тоскливо смотрел, как убегал, ликуя, от финишной черты с лентой на груди Саня Лаптев, как подхватили и начали его подкидывать вверх ребята из девятой школы.