Аттила. Бич Божий
Шрифт:
Хотя Аттила сохранил эти поражавшие воображение дикие орды, он усилил и унифицировал их снаряжение: кожаный панцирь, железный шлем, стрелы с железными наконечниками (хотя и костяные по-прежнему были в ходу), длинные изогнутые луки, боевой топор или кинжал и весьма часто — ременный аркан. Меченосцы с сетями составляли только небольшую часть когорты и предназначались для ведения боя в пешем строю, которого не любил ни один гунн. К концу своей военной карьеры Аттила по совету Эдекона существенно улучшил снаряжение своих воинов.
Но на заре этой карьеры он приложил также немало сил для создания подразделений, совершенно отличных от варварских орд. Во многом он воспользовался римским опытом. Сначала появился отряд блестящих гвардейцев в разукрашенных железных шлемах, дорогих поясах, с красивыми щитами, копьями и мечами. Эти «преторианцы» сопровождали Аттилу в его поездках в Китай и другие страны и были своего рода парадным войском.
Проводя реформы в армии и создавая легионы «нового образца», Аттила умело применял обе категории своих воинов. Дикая орда использовалась, главным образом, в тактике Грозного, легионы — в тактике Обольстителя.
Императору в мирное время подобает окружать себя престижа ради роскошью и жить на широкую ногу, и Аттила превратил это в инструмент собственной политики обольщения высоких зарубежных гостей и гуннской знати из различных провинций своей империи.
Приск оставил описание его неизвестно где расположенной столицы: «Очаровательная столица! По правде говоря, это город из шатров и крытых повозок, в центре которого находится деревня, обнесенная частоколом. На небольшом холме в центре деревни стоит королевский дворец, если только можно называть дворцом жилище из дерева. Его окружают терема жен и дома стражников. Интересно взглянуть на здание поближе. Стены сделаны из искусно подогнанных досок, крыша опирается на небольшие деревянные колонны, образуя своего рода галерею, все тщательно отделано и покрыто резьбой, которая, несмотря на варварский рисунок, придает зданию некоторое величие». Приск добавляет, что посольство, в состав которого он входил, размещалось в доме, «расположенном недалеко от дворца Онегеза, одного из главных гуннских вождей». Этот дворец явно произвел на него впечатление: «В этом жилище, построенном, как и прочие, из дерева, имелась баня из камня и мрамора по образцу римских терм (…) с парильней и бассейном». Приск узнал, что баня была построена по проекту греческого архитектора, военнопленного, попавшего в долю добычи своего соплеменника Онегеза, который с ним очень хорошо обращался, но на свободу не отпускал. По другим свидетельствам можно установить, что дворцы Аттилы, королевы-императрицы Керки и королевы или вице-королевы — короче, супруги Онегеза, — были отделаны полированными деревянными панно, украшены рельефными резными картинами, скульптурами и живописью, огромные приемные залы были выстланы дорогими коврами, на которых были расставлены диваны с подушками. Металлическая посуда была дорогой, блюда — восхитительными, а вина — превосходными. Создается впечатление, что особо важные гости приглашались на ужин во дворец Керки или жены Онегеза. Хозяйки почти всегда присутствовали на этих пирах и, по сохранившимся описаниям, были очень красивы, и одевались в самые изысканные шелка, и носили самые дорогие украшения. Многие зарубежные гости утверждали, что роскошь двора Аттилы была ближе восточному типу, нежели римскому.
Тактика обольщения требовала посылки подарков. Провозгласив себя императором, Аттила отправил в дар Аэцию дорогое оружие, а Галле Плацидии — китайские шелка. С подарками связана и пресмешная история, приключившаяся с карликом Церконом, которую поведал Приск, а за ним многократно пересказывали другие авторы.
Церкон был мавром, захваченным римлянами в Африке во время подавления мятежа. Римский полководец Аспар взял себе этого горбатого, кривоногого и курносого карлика и сделал его своим шутом. После смерти Гонория Аспар командовал войсками, верными Галле Плацидии. Именно он взял в плен Иоанна Узурпатора, когда Аэций спешил на защиту последнего во главе гуннского войска. Плацидия и Аэций примирились. Аспар, бывший другом Аэция и, возможно, даже наставником по воинскому искусству, подарил ему своего шута в знак вновь обретенной дружбы.
Аэцию быстро наскучил подарок, который Аспар оторвал от сердца, и однажды он решил подарить шута Аттиле. Того шутки карлика забавляли какое-то время, но быстро приелись, и император гуннов, в свою очередь, подарил его Бледе, который был от шута в полном восторге. Он заказал для Церкона доспехи по росту, таскал его повсюду за собой, обожал его гримасы, дурацкие выходки и замашки героя. Но Церкон беспрестанно требовал новых милостей и, получив однажды отказ, выбрал свободу. Правда, был пойман и возвращен Бледе. Представ перед хозяином, он разрыдался и, утопая в слезах, объяснил свой побег только тем, что его
У императоров столько забот! Аттила быстро познал все проблемы правителей слишком больших территорий: то мятеж сепаратистов, то нападение внешнего врага. Кроме того, поддержание престижа, желание играть не последнюю роль на международной арене вкупе с необходимостью удовлетворять воинственные инстинкты своих воинов и пополнять казну вынуждали его время от времени поставлять своим союзникам контингента наемников.
С 437 года положение еще больше обостряется: сепаратизм белых гуннов, живших к западу от Волги, набеги аланов и акациров на земли верных белых гуннов Кавказа и Каспия, вторжения славян с обоих берегов Вислы и тевтонов из-за Эльбы и практически в то же самое время настойчивые просьбы Аэция выделить сильный отряд гуннов под начало его командира Литория для борьбы с вестготами Аквитании.
Аттила сумел парировать все удары и сделал даже больше, чем требовалось: увлекшись преследованием врагов, он еще дальше раздвинул границы и без того огромной империи. Экспедиция против вестготов, как уже известно, завершилась неудачей, и уцелевшие наемники были отозваны, чтобы вскоре снова отправиться в поход. Аттила заключил выгодные союзы с племенами на территории нынешней России и теперь сам мог набирать наемников.
Императору стало известно, что неисправимый Феодосий II в нарушение Маргусского договора подстрекает акациров к нападениям на каспийских гуннов. Правда вышла наружу из-за грубой ошибки византийских эмиссаров. Они везли золото и богатые дары для вождей акацирских племен, но, будучи плохо информированными, всё раздали второстепенным лицам и оказались перед главным вождем, старым Куридаком, с пустыми руками. Он оскорбился и донес Аттиле.
Тот решил с них и начать. Во главе сильного войска он легко разгромил акациров, одного за другим предал мучительной казни их вождей, а затем преподал суровый урок каспийским аланам, тогда сравнительно малочисленным. Аттила знал, что если бы послы Феодосия нашли правильный подход к Куридаку, старик ни за что не предупредил бы его, но, несмотря на это, пригласил акацирского вождя к себе разделить плоды победы. Хан забрался со своим племенем в труднодоступные места и ответил Эсле, послу Аттилы: «Я старый человек, мои ослабевшие глаза не могут выдерживать солнечных лучей, так как же смотреть им на сияние самого Солнца? Я останусь здесь, и что бы он ни сделал, все будет во благо». Аттила принял эту отговорку и послал Куридаку серебряный меч, позволив ему и впредь безмятежно править своим племенем. Что же касается других акацирских родов и усмиренных аланских племен, то они отныне подчинялись гуннскому королю, которым становился не кто-нибудь, а старший сын императора гуннов Эллак.
Страна акациров стала королевством в составе империи гуннов. Гордые акациры, родственные гуннам, получили своего короля — родного сына «своего» императора. Политика Аттилы приобрела четкие очертания: верховная власть императора над королевствами со своими правителями, иерархическая структура при полном уважении «национальных», точнее, племенных и региональных особенностей.
Этот имперский план, созревший в уме Аттилы, так и остался проектом, и то, что могло бы стать источником гармонии, породило впоследствии хаос.
Племена белых гуннов, склонные к неповиновению, увидели, каким образом был восстановлен порядок у акациров, поэтому Аттила теперь имел дело исключительно с преданными и покорными вождями и ему не приходилось слишком часто прибегать к крайним мерам. Аттила предусмотрительно расширил полномочия действительно лояльных по отношению к империи вождей и выделил им необходимые воинские контингента для поддержания порядка. Он не поставил над ними короля, хотя и предполагал сделать это в будущем, а просто распорядился, чтобы высокие чины кавказо-каспийского региона империи не только поддерживали постоянные контакты с дунайским двором, но и регулярно сносились с королем Эллаком и по необходимости прибегали к его советам.