Аттила
Шрифт:
– За исключением меня и моих гепидов, – слегка выпрямившись, спокойно произнес король Ардарих.
– Правда, – неохотно сказал Дагхар, – тебя да еще остгота Валамера он называет своими копьем и мечом. Вас он уважает, но за какую цену! И в награду за что?
– В награду за нашу верность, юный королевский сын.
– Верность! Да разве это есть высшая слава? Меня учили иному в королевском дворце скиров. Мой слепой отец, король Дагомут, когда я еще был мальчиком, часто играл на арфе и пел: «Высшая слава, высшая почесть – слушай и помни – есть геройство». И я твердо запомнил эти слова.
– И ты, юный Дагхар, славно перенял от отца и геройство, и игру на арфе. Юноши и девушки одинаково превозносят тебя, как лучшего певца и арфиста. И с радостью я видел также, как ты владел мечом в толпе византийцев и склабенов. Но выучись еще одному, а учиться у старших не позорно, Дагхар: начало всякого геройства есть верность.
– И это все? – нетерпеливо спросил Дагхар.
– Все, что он получает от меня!
– Но неужели, друг Ардарих, – заговорил король Визигаст, – ты не жалеешь своих соплеменников, соседей, друзей? Правда, что доселе он щадил права гепидов и остготов и соблюдал договоры с ними. Но мы, все остальные? Мои руги, Дагомутовы скиры, герулы, туркилинги, лангобарды, квады, маркоманны, туринги, твои швабы, Гервальт, – разве он не считает своею величайшею радостью произвольно нарушать всякие договоры, даже с теми из нас, которые всегда оставались верны ему? Вас он почитает, награждает богатыми дарами, отдает вам долю в добыче, за которую вы даже не сражались, а нас он только угнетает и отнимает у нас нашу собственность. Как ты думаешь, разве все это не возбуждает ненависть и зависть?
– Конечно, это неизбежно, – вздохнул Ардарих, разглаживая седую бороду.
– Он поступает так, – продолжал король ругов, – с целью довести нас до отчаяния и восстания.
– Чтобы вернее уничтожить вас, – печально подтвердил Ардарих.
– К этому он добавляет еще оскорбления и позор. Так, в придачу к обычной ежегодной дани тюрингов, состоящей из трехсот коней, трехсот коров и трехсот свиней, он потребовал прибавку из трехсот девушек.
– Я убью его за эту обиду! – громко вскричал молодой Дагхар.
– Не удастся, горячая голова, – возразил Гервальт, – ты и не подойдешь к нему. Его гунны повсюду и всегда окружают его тесною толпою, как пчелы улей.
– А храбрые тюринги согласились на это? – спросил король Ардарих.
– Не знаю, – продолжал Визигаст. – Да, несколько лет назад надежда проснулась было в сердцах трепещущих народов! Помнишь, друг Ардарих, когда течение той реки в Галлии остановлено было массою трупов, и волны ее залили берега кровавым потоком?
– Помню ли я? – простонал гепид. – Двенадцать тысяч моих гепидов легли на поле битвы.
– Тогда он впервые вынужден был отступить.
– Благодаря доблестным вестготам и Аэцию, – вскричал Дагхар.
– А когда вскоре за этим, – подхватил Гервальт, – он был изгнан и из Италии старым римским священником, ходившим с костылем, тогда-то все порабощенные им северные племена начали надеяться…
– Что настало освобождение и что Бич Божий сломлен, – продолжал Визигаст.
– Уже тут и там вспыхнуло было пламя борьбы! – воскликнул Дагхар.
– Слишком рано! – серьезно произнес король гепидов.
– Конечно, рано, – вздохнул Гервальт, – он залил это пламя потоками крови.
– А ныне! – вскричал Визигаст. – Его намерение на следующую весну гибельнее всех прежних. Хотя он держит свои цели в глубокой тайне, и о них можно только догадываться, но они должны быть чудовищны, судя по силам, которые он собирает. Он созывает все свои народы, а их несколько сот, из обеих частей света, а из третьей, из Африки, вандал протягивает ему руку для страшного союза!
– Кому грозит беда? Опять востоку? – спросил Гервальт.
– Или западу? – спросил Дагхар.
– Вернее, обоим, – заключил Ардарих.
– Кому бы ни было, – продолжал король ругов, – но он будет в шесть раз сильнее, чем был три года тому назад! А его противники? На византийском престоле сидит ничтожество! На востоке Аэций в опале у императора Валентиниана, и ему угрожает кинжал убийцы. У вестготов четыре брата короля враждуют между собою из-за короны. Погибнет свет, погибнет на веки, если покорены будут еще Галлия и Испания. Тогда падут Рим и Византия. Раньше, чем он выступит в этот поход, который увенчается несомненной победой, он должен погибнуть. Иначе он поработит весь мир. Прав я или нет, друг Ардарих?
– Прав, – со вздохом отвечал он, прижимая ко лбу стиснутую левую руку.
– Нет, ты неправ, король Визигаст! – сказал алеманн. – Ты был бы прав, если бы он был также смертен, как и мы, и если бы его возможно было обуздать
такими же средствами, как и других людей. Но он злой дух! Он – порождение ада! Так говорят, между собой наши жрецы. Ни копье, ни меч, ни какое другое оружие не может поранить и убить его. Я сам видел это. Я был рядом с ним в Галлии, я упал, как сотни и тысячи падали кругом под тучами стрел и копий: он же стоял прямо и недвижно и смеялся! Я видел, как от его дуновения римские стрелы, подобно соломинкам, отскакивали от его плаща. И что он – не человек, лучше всего доказывает его жестокость! – он замолчал и закрыл лицо руками.
– Тридцать лет тому назад, – снова заговорил он, – я был еще мальчиком, но до сих пор помню страшную картину: пойманные им в заговоре против него, мой старый отец, брат и ни в чем неповинная мать корчились и вопили от мук, посаженные на острые колья. На наших глазах мои четыре красавицы-сестры были замучены до смерти им и его всадниками! Меня он бросил лицом на трепетавшее тело отца и произнес: «Такова награда вероломству против Аттилы. Мальчик, научись здесь верности». И я научился ей! – дрожащими губами докончил он.
– Научился ей и я, – сказал король гепидов, – хотя иначе, но еще внушительнее. Ужас я победил в себе, это я уже и сделал! Но мои узы нерушимы: я связан честью! Подобно тебе, друг Визигаст, в былое время я также находил его иго нестерпимым и захотел спасти свой народ и весь мир. Все было готово: союз с Византией, тайные заговоры со многими германскими королями и вождями склабенов. За три ночи до условленного срока я спал в своей палатке. Проснувшись, я увидел возле своего ложа его самого! В ужасе я хотел вскочить. Он спокойно удержал меня рукой и слово в слово передал мне весь мой план и все договоры, занявшие четыре страницы римского письма!