Аттила
Шрифт:
Спрашивается, что же ожидает эти стороны в будущем, причем самом ближайшем?
Несомненно, жесточайший вооруженный конфликт!
Именно это и произошло у гуннов, которыми отныне предводительствовал Аттила, с их соседями...
Однако нужно понять: Аттила – плоть от плоти своего народа!
Не проанализировав и не поняв феномен самого народа, нельзя в полной мере оценить и феномен народного героя, каким, несомненно, являлся Аттила.
Поэтому давайте пока что отвлечемся от Аттилы-царя и обратимся непосредственно к гуннам. Для этого нам понадобится перенестись во времени на сорок лет назад от изложенных выше событий – к моменту первого появления гуннов в Европе.
Глава 2
Гунны
Нашествие гуннов (хотя тогда еще никто не знал, что это будут именно они!) предвещало многое. Все были в напряженном смятении, ожидая прихода чего-то ужасного и неведомого. В воздухе буквально веяло бедой...
Аммиан Марцеллин, «последний римлянин», участник военных походов и историк, живший и трудившийся в IV в., замечательно отразил атмосферу тех тревожных дней. Так, он пишет в своей «Истории»: «Между тем Фортуна со своим крылатым колесом, вечно чередуя счастливые и несчастные события, вооружала Беллону вместе с фуриями и перенесла на Восток горестные события, о приближении которых возвещали совершенно ясные предсказания и знамения».
Помимо многих вещих предсказаний, изреченных прорицателями и авгурами (были еще такие знамения): метались собаки под вой волков, ночные птицы издавали жалобные крики, туманный восход солнца омрачал блеск утреннего дня, а в Антиохии в ссорах и драках между простонародьем вошло в обычай, если кто-то считает себя обиженным, дерзко восклицать: «Пусть живым сгорит Валент»; постоянно раздавались возгласы глашатаев, приказывавших сносить дрова, чтобы протопить бани Валентина, которые были сооружены по приказанию самого императора.
Все это чуть ли не прямо указывало, какой конец жизни грозит императору. Кроме того, дух убитого армянского царя и жалкие тени лиц, недавно казненных по делу Феодора, являлись многим во сне, изрекали страшные зловещие слова и наводили ужас.
Нашли как-то мертвого орла, лежавшего с перерезанным горлом, и смерть его знаменовала собой громадные и всеохватные бедствия общегосударственного значения. Наконец, когда сносили старые стены Халкедона, чтобы построить баню в Константинополе, сняв ряд камней, нашли на квадратной плите, находившейся в самой середине стены, следующую высеченную надпись, которая совершенно определенно открывала будущее:
Но когда влажные Нимфы по граду закружатся в пляске,
В резвом веселье вдоль улиц несясь хорошо укрепленных,
И когда стены со стоном оградою станут купанья:
В эту годину толпа несметная бранных народов,
Силой прошедши Дуная прекрасно текущего волны,
Скифов обширную область и землю мизинцев погубит.
В дерзком и диком порыве вступивши в страну пеонийцев,
Там же и жизни конец обретет и жестокую гибель
[1]
И вот настала весна 376 года.
На границах Римской империи всегда было неспокойно (таково уж извечное свойство почти всех приграничных земель), но к этому времени все без исключения осведомители передавали сведения о том, что происходит нечто сверхъестественное. Со стороны Балкан двигалось колоссальное количество людей. Они явно были согнаны с насиженных мест и пытались теперь спастись бегством. Эта безмерная людская масса сходилась у Дуная, и день ото дня численность ее росла. Происходило знаменитое «переселение народов».
Что же явилось его причиной?
Быть может, некий природный катаклизм, доселе неведомый?
Оказалось, люди!
Имя им было – гунны.
Аммиан Марцеллин оставил нам впечатляющее описание этого загадочного и непостижимого народа.
Он сообщал.
«Племя гуннов, о которых древние писатели осведомлены очень мало, обитает за Меотийским болотом в сторону Ледовитого океана и превосходит своей дикостью всякую меру.
Так как при самом рождении на свет младенца ему глубоко прорезают щеки острым оружием, чтобы тем задержать своевременное появление волос на зарубцевавшихся надрезах, то они доживают до старости без бороды, безобразные, похожие на скопцов. Члены тела у них мускулистые и крепкие, шеи толстые, они имеют чудовищный и страшный вид, так что их можно принять за двуногих зверей или уподобить тем грубо отесанным наподобие человека чурбанам, которые ставятся на краях мостов.
При столь диком безобразии человеческого облика они так закалены, что не нуждаются ни в огне, ни в приспособленной ко вкусу человека пище; они питаются корнями диких трав и полусырым мясом всякого скота, которое они кладут на спины коней под свои бедра и дают ему немного попреть.
Никогда они не укрываются в какие бы то ни было здания; напротив, они избегают их, как гробниц, далеких от обычного окружения людей. У них нельзя встретить даже покрытого камышом шалаша. Они кочуют по горам и лесам, с колыбели приучены переносить холод, голод и жажду. И на чужбине входят они под крышу только в случае крайней необходимости, так как не считают себя в безопасности под ней.
Тело они прикрывают одеждой льняной или сшитой из шкурок лесных мышей. Нет у них разницы между домашним платьем и выходной одеждой; один раз одетая на тело туника грязного цвета снимается или заменяется другой не раньше, чем она расползется в лохмотья от долговременного гниения.
Голову покрывают они кривыми шапками, свои обросшие волосами ноги – козьими шкурами; обувь, которую они не выделывают ни на какой колодке, затрудняет их свободный шаг. Поэтому они не годятся для пешего сражения; зато они словно приросли к своим коням, выносливым, но безобразным на вид, и часто, сидя на них на женский манер, занимаются своими обычными занятиями. День и ночь проводят они на коне, занимаются куплей и продажей, едят и пьют и, склонившись на крутую шею коня, засыпают и спят так крепко, что даже видят сны. Когда приходится им совещаться о серьезных делах, то и совещание они ведут, сидя на конях. Не знают они над собой строгой царской власти, но, довольствуясь случайным предводительством кого-нибудь из своих старейшин, сокрушают все, что попадает на пути.
Иной раз, будучи чем-нибудь обижены, они вступают в битву; в бой они бросаются, построившись клином, и издают при этом грозный завывающий крик. Легкие и подвижные, они вдруг специально рассеиваются и, не выстраиваясь в боевую линию, нападают то там, то здесь, производя страшное убийство. Вследствие их чрезвычайной быстроты никогда не приходилось видеть, чтобы они штурмовали укрепление или грабили вражеский лагерь.