Аукцион невинности. Его трофей
Шрифт:
Наконец мне кажется, что я нашла выход, что вот она, свобода от липкого страха, но дверь оказывается заперта, я дёргаю её, дёргаю, и тут на неё падает огромная тень, я кричу, дёргаю и дёргаю дверь, захлёбываюсь в крике.
Меня хватают сильные руки, я с истошным криком пытаюсь вырваться, но он слишком силён.
— Тихо, малышка, проснись, это сон, Вика, проснись. Ты спишь, проснись, маленькая, всё-всё, сон это, ты в безопасности, никто тебя не обидит, просыпайся, ну же.
Открываю глаза, продолжая вырываться, вдруг замираю, осознавая
— Вот так, умница, сон это, всё хорошо, никому не дам тебя обидеть. Ну всё-всё, просто сон.
У меня в голове что-то переклинивает, обхватываю его руками и начинаю рыдать, громко, взахлёб, прижимаюсь к нему, большому, сильному, тёплому, жалея, что мои рыдания заглушают его голос, и я лишь отрывками слышу его слова.
— Маленькая моя, поплачь, достаётся тебе. Вика моя, малышка… Сокровище моё, дурак я, чёрт, не досмотрел. Идиот конченный… Маленькая моя, ну всё-всё. Никто тебя не обидит. И я не обижу. Ни за что не обижу больше. Вика моя…
Он шепчет, гладит по голове, укачивает, и я всё-таки затихаю в его руках, только всхлипываю иногда.
Адам тоже перестаёт шептать, берёт меня на руки, садится на кровать и устраивает меня у себя на коленях, прижимая к себе, держит бережно, гладит, целует волосы… и я всё больше и больше расслабляюсь в его руках.
— Зачем пришёл? — говорю, и сама удивляюсь, насколько тихо и бесцветно звучит мой голос.
— Ты кричала во сне, — отвечает он глухо. — Давно у тебя кошмары?
— Кошмар только сегодня, — мстительно говорю я, — но вообще я рада, хоть поспала. Так-то у меня бессонница адовая. Или адамовая, тыж тоже ею балуешься, вот, подцепила от тебя.
Думала разозлится, мне очень хотелось сейчас выбесить его, чтобы оставил меня в покое, это просто невозможно, что он меня сейчас так бережно обнимает, и все эти слова… Он же не может это всерьёз.
Адам молчит, дышит глубоко и размерено, держит меня в руках, поглаживает по голове.
— Нахрена ты пришёл сейчас, Адам? Вот нахрена? — у меня снова проступают злые слёзы. — Всё же понятно было, зачем наговорил мне это всё…
— Наговорил, что думаю, — сказал он жёстко и тут же добавил мягче: — Я идиот, Вика, недооценил твоё состояние. Я думал, ты спокойно ждёшь, когда всё закончится, и я тебя отпущу, а ты…
— Что всё, Адам? — перебиваю я его. — Что закончится? Я же ничего не знаю!
Я перехожу на крик, начинаю вырываться, он меня отпускает, я отбегаю от него на середину спальни.
— Что я должна думать? — всплёскиваю я руками, — вот нахрена ты это всё?..
Снова начинаю плакать, Адам неуловимо быстрым движением — какой же он всё-таки быстрый чёрт — оказывается рядом и обнимает. Дёргаюсь, пытаюсь вырваться, но он держит меня крепко.
— Вика, послушай меня, — говорит он тихо и твёрдо.
Почему-то
— Выслушаешь?
В тоне его голоса слышится что-то новое, совершенно мне незнакомое, что-то, что заставляет меня кивнуть и прислушаться.
— Да, Адам. Выслушаю.
Он обнимает меня крепче, утыкается лицом в мои волосы, начинает говорить очень-очень тихо, едва слышно, но предельно чётко, так, что несмотря на громкий стук его сердца, я разбираю каждое слово.
— Прости, что напугал. Боюсь за тебя. Римма и Сергей… Их еле вытащили. Я… Ты важна для меня. Вика, ты даже не представляешь… Хотя откуда тебе представить, если я не рассказываю?
Он глубоко вздыхает, чуть ослабляет хватку, гладит меня по волосам и спине.
— Ты очень важна мне, малышка. Пока не могу тебе всего рассказать. Надо бы. Я очень хочу. Но пока нельзя. Приходится держать в уме, что если не уберегу… Если ты будешь знать мало, есть шансы тебе легко отделаться. Нельзя тебе знать пока. Нельзя. Я справлюсь, Вика. Ради нас. Потерпи, пожалуйста. Я…
— Адам, — перебиваю я, не слушая, что он там несёт, — пугать меня нахрена было?
Меня уже трясёт, вот ведь защитник нах нашёлся. С чего его вдруг на откровения пробило?
— И вообще, с чего сейчас?.. — решаюсь озвучить вслух.
— С того, что я щас чуть не сдох, когда твой крик услышал, — усмехается Адам.
Он поднимает меня, усаживает на кровать, садится передо мной на корточки так, что свет из коридора падает на его лицо, смотрит мне в глаза снизу вверх.
— Ответь мне честно, Вика, — серьёзно говорит он. — Ты что, влюбилась в меня?
39. Откровенность
Его вопрос удивляет меня, но я чего-то типа этого и ждала. Контраст, конечно, крышесносный между тем свирепым незнакомцем и этим мужчиной, вдруг окружившим меня заботой, но…
Сейчас я уверена, что Адам честен со мной. Да и… Не знаю, почему, не знаю как, но я… вдруг я понимаю, что верю ему.
Возможно, мы правда жертвы какой-то петли, обстоятельств, не знаю чего, но я понимаю, что устала. Я адово-адамово устала от всей этой хни.
Если мне нельзя от него ни на шаг, то можно мне хотя бы иллюзию спокойной жизни?
Адам смотрит на меня пристально. Я решаюсь.
Откровенность за откровенность.
— Да, Адам. Давно. Мне кажется, ещё тогда, когда ты меня в машине с аукциона вёз. Просто мозги сопротивлялись.
Я закрываю лицо руками, тру лицо.
— Я идиотка, — говорю я тихо, — конченная.
— Нет, Вика, — отвечает Адам, — это я конченный идиот.
Скептически улыбаюсь.
— И как ты это понял? Из-за одного моего ночного кошмара?
— Нет, — он кривит губы невесёлой улыбкой. — Из-за того, как ты только что плакала. Ты искала защиты. У меня. Несмотря на всё. То, как это… Такое не подделать, Вика. Скажем так, услышал, как ты кричишь… — он сжимает зубы, через силу продолжает: — а потом как прижималась, чуть сердце не разорвалось.