АУТ
Шрифт:
— Серьезно?
— Серьезней некуда. Я его задушила.
Снова пауза. Теперь она растянулась по меньшей мере на минуту, но Яои знала: Масако не шокирована, она просто обдумывает ситуацию. Так и оказалось.
— Что ты хочешь делать? — Яои ответила не сразу, потому что не совсем поняла, о чем ее спрашивают. — То есть… В общем, расскажи мне все. Я готова помочь. Чего ты хочешь?
— Я? Я хочу только одного: чтобы все было как раньше. У меня маленькие дети и…
Она не договорила, потому что из глаз вдруг хлынули слезы. Только теперь до нее дошел весь ужас ситуации.
— Понимаю, — сказала
— Не знаю. — Яои огляделась по сторонам. Взгляд ее остановился на забившемся под диван Милке. — Только кот.
— Ладно, — усмехнулась Масако. — Жди меня дома.
— Спасибо, — сказала Яои и повесила трубку.
Она опустилась на пол и села, прижав колени к груди и не чувствуя уже никакой боли.
6
Положив трубку, Масако вдруг заметила, что буквы на висящем прямо перед ней настенном календаре расплываются и подрагивают. Никогда раньше ничего такого с ней не случалось. Никогда раньше она не испытывала такого шока. Еще накануне, только увидев Яои, Масако поняла: с подругой творится что-то неладное, но… Она не любила совать нос в чужие дела, вторгаться в чужие жизни. И все-таки не избежала этого. Что дальше? Не напрашивается ли она сама на неприятности? Масако прислонилась к стене, подождала, пока зрение придет в норму и только тогда вспомнила про сына, Нобуки, который лежал на диване и смотрел телевизор. Она обернулась, но мальчик уже исчез. Наверное, ушел в свою комнату, пока мать разговаривала с Яои. Ее муж, Йосики, после обеда немного выпил и поэтому рано лег спать, так что никто, похоже, не слышал, о чем шла речь.
Облегченно вздохнув, Масако задумалась: что делать дальше? Впрочем, времени на размышления уже не оставалось — нужно было действовать.
Схватив ключи, она крикнула:
— Я ухожу на работу. Не забудь выключить газ.
Ответа не последовало. Масако знала, что в последнее время сын, пользуясь ее отсутствием, начал покуривать и выпивать. Знала она и то, что поделать с этим уже ничего не может. К своему семнадцатому году Нобуки подходил без какого-либо представления о том, что хочет делать и кем хочет быть, без страстей и надежд.
Поступив в частную школу, парень уже на первом году был пойман с билетами на какую-то вечеринку, которые ему всучили для продажи. Через пару дней его исключили. Жестокость наказания явно объяснялась желанием начальства преподать урок остальным учащимся, но, в любом случае, независимо от причин, шок оказался настолько сильным, что Нобуки вдруг перестал разговаривать. На первых порах Масако отчаянно пыталась помочь сыну, обращалась к специалистам, однако те лишь пожимали плечами, а потом он и сам опустил руки и смирился с таким положением дел. По крайней мере, время для поиска решений прошло. Теперь она находила утешение хотя бы в том, что сын устроился штукатуром и каждый день отправлялся на работу, вместо того чтобы просиживать дома. Когда у вас есть дети, их невозможно просто взять и отрезать, если что-то пошло не так, как планировалось.
Она остановилась перед маленькой комнатой справа от двери, прислушиваясь к доносящемуся из-за тонкой двери негромкому посапыванию. Вообще-то комната служила кладовой, но потом ее муж стал уходить туда на ночь. Они перестали спать вместе до переезда в этот дом,
Йосики работал в строительной компании, сотрудничающей с крупным конгломератом, занимающимся недвижимостью. Компания была известная, название ее звучало громко, но муж однажды сказал, что, если финансовая ситуация ухудшится, с ним никто церемониться не будет. Он не любил говорить о работе, и ему не нравилось, когда она поднимала эту тему. Масако не имела ни малейшего представления о том, что он за бизнесмен, чем занимается и как себя ведет в офисе.
Они познакомились еще в школе, которую Йосики закончил на два года раньше. Ее привлекло в этом человеке то, что казалось тогда внутренней цельностью, что позволяло держаться как бы в стороне от мира, однако потом пришлось признать, что та же самая цельность, нежелание обманывать или приукрашивать служат серьезной помехой в бизнесе. Доказательством было то, что он уже сошел с той стандартной дорожки, которая вела к успешной карьере. По всей вероятности, Йосики нес свой собственный крест, не имевший никакого отношения к другим людям.
Масако находила все больше общего между мужем, ненавидевшим мир бизнеса и проводившим почти все свободное время в крохотной комнатке, как какой-нибудь отшельник, и сыном, полностью отказавшимся от всякого общения с миром. Для себя же она решила, что сделать что-либо для того или другого не в ее силах.
Такая вот была троица: сын, отказавшийся от образования и общения, муж в тисках депрессии и сама Масако, вынужденная после сокращения в компании работать в ночную смену. Разойдясь по разным комнатам, они сделали выбор, и теперь каждый, взвалив на себя свое бремя, существовал в собственной, изолированной реальности.
Когда Масако, потеряв прежнюю работу и не найдя новой, оказалась на фабрике, Йосики ничего ей не сказал. Однако Масако чувствовала: его молчание не столько признак апатии, сколько свидетельство того, что он отказался от бесплодной борьбы и начал строить свой собственный кокон, кокон, проникнуть за который она не могла. Его руки, уже давно не тянувшиеся к ней, были заняты созданием раковины. И жена, и сын были в той или иной степени запятнаны внешним миром, а посему подлежали отторжению вместе со всем прочим, как бы это их ни уязвляло.
Так почему, будучи не в состоянии поправить положение в своей семье, она вмешивается в дела Яои? Ответ не приходил, и Масако, открыв хлипкую дверь, вышла на улицу. В воздухе ощущалась прохлада, которой не было накануне. Она подняла голову — над крышами, за дымчатой пеленой облаков плыла мутная красноватая луна. Плохой знак, подумала Масако и отвернулась. Яои только что убила мужа. Какие еще нужны предзнаменования?
Ее «королла» стояла между двумя машинами на тесной стоянке перед домом. Дверцу удалось открыть только наполовину, но Масако все же протиснулась в щель, села за руль, выехала со стоянки и свернула на дорогу. Звук работающего мотора эхом разносился по притихшим улицам. Хотя район был спокойный, на ночные шумы никто никогда не жаловался. Когда Масако начала работать на фабрике, соседей интересовало только то, куда она отправляется так поздно.