Аут
Шрифт:
После звонка Пиццу он еще раз посетил морг. Он долго стоял на коленях перед металлическим ящиком, в котором лежала нога его брата. Горькие и теплые слезы медленно текли по его щекам, вызывая яростное желание мести.
Из морга он поехал на виллу. За рулем сидел Фолько Мори. Теперь Итало, как никогда, был уверен, что доведет дело брата до конца — единственный способ выразить ему благодарность за благодеяния и любовь к нему. Он неистово поклялся, что станет достойным преемником тяжелой короны, и горе тому, кто захочет снять ее с него!
Войдя в гостиную виллы, он увидел сидевших на диване Пьетро Беллинцону и Орландо Баретто и тотчас почувствовал: что-то случилось. Ландо должен был возвратиться обратно один…
— Мне кажется, ты должен охранять черномазую, — сухо сказал он Беллинцоне, заметив, что лицо Пьетро покрыто кровоподтеками.
— Нас прокрутили… Она сбежала.
Итало почувствовал, как кровь прилила к лицу. Инес должна была еще сыграть важную роль в его плане.
— На нас напали ее братья, — поспешно добавил Ландо.
— Закройся! Я разговариваю с Беллинцоной.
Фолько Мори стоял у окна, внимательно рассматривая лужайку перед домом. Не в силах говорить, Беллинцона в немощном жесте развел руки в стороны.
— Что? — взревел Вольпоне.
— Их было двое… — глухим голосом произнес Пьетро. Было заметно, что слова даются ему с большим трудом. — Когда они вошли, мы не спускали с них глаз… Я держал палец на спусковом крючке… Он тоже… Вот…
— Что «вот»?
Беллинцона упорно рассматривал носки своих туфель.
— Я не понимаю, падроне…
Он хотел продолжить и не смог. Стыд давил на него десятитонной бетонной плитой.
— Нас поимели…
— Два гиганта, — добавил Ландо.
— Гигант с пулей в голове больше не гигант, а кусок дерьма! — взорвался Вольпоне. — И вы тоже два куска дерьма! Два мудака! Мне нужна эта негритоска. Где она?
Ландо и Беллинцона не осмеливались даже посмотреть друг на друга. Ландо охватило жуткое беспокойство. Он отдал бы все, только бы не быть свидетелем содомии Беллинцоны. Один из негров предупредил его: «Тебя мы не тронем. Твой друг сам займется этим. Он убьет тебя!» Эта угроза сверлила его мозг с тех пор, как они покинули квартиру Инес.
— Я спрашиваю у вас! Где она? — кричал Вольпоне.
Они молчали.
— Ландо, убирайся отсюда! Тебя ждет работа! И на твоем месте я очень бы постарался.
— Хорошо, падроне.
Находясь в состоянии прострации, он не представлял себе, как сможет соблазнить дочь банкира.
Предположим, что он ее встретит. Предположим, что ему удастся избавиться от выражения страха на лице. Предположим, она его заметит и он ей понравится. Дальше? Для высшего пилотажа в сексе нужны еще и свободные мозги. А после спектакля, устроенного братьями Инес, его уверенность в своей мужской силе заметно поколебалась. К тому же не давала покоя мысль, что второго провала Вольпоне ему не простит.
— Фолько, поезжай в аэропорт
Беллинцона тяжело поднялся. Сколько он будет жить, столько будет носить в себе этот позор. Или пока не убьет того, кто над ним надругался. Он даже чуть пожалел, что Вольпоне не взбеленился до такой степени, чтобы пристрелить его. Он шел рядом с Фолько Мори, который тактично не задавал ему никаких вопросов.
Раздосадованный таким поворотом событий, Вольпоне поднялся в спальню и позвонил в Нью-Йорк. Что с Анджелой? Страх не давал ему дышать. Первые слова, услышанные им от Витторио Пиццу, как струя кислорода, наполнили легкие.
— Ваша жена дома, падроне. Чувствует себя великолепно… Передаю трубку Моше, он вам все объяснит…
Покидая дом Габелотти, Юдельман ломал голову над тем, в каком ключе разговаривать с Вольпоне. Рассказать Итало всю правду, равно как и утаить ее, было одинаково опасно. Моше ни на йоту не поверил Габелотти. Несмотря на воображаемые угрозы «семье» Вольпоне, которые он придумал в свое оправдание, дон Этторе просто держал их заложниками. А что могло означать его спокойствие, когда у него на глазах убили его «солдат»? Моше знал, что Габелотти ничего не прощает и никогда не забывает. Счеты дон Этторе начнет сводить, когда получит два миллиарда долларов…
Но и Вольпоне таит в себе не меньшую опасность. Его страх не быть принятым всерьез задевал его самолюбие, он готов был пойти на что угодно, лишь бы утвердиться…
Так и не найдя нужного хода, мысленно адресуя молитву всем богам и надеясь на импровизацию, Юдельман взял трубку, протянутую ему Витторио Пиццу.
— Все хорошо, Итало, все в порядке! — заговорил он спокойным голосом.
— Где Анджела?
— Сейчас я тебе все расскажу, Итало… Мы должны поставить свечку дону Этторе… Без него…
— Что-о-о? Что ты несешь? — взревел Итало.
— Габелотти вызволил нас из грязной истории… Он узнал, что нам угрожает опасность. Из уважения к тебе он спрятал нас под своей крышей…
— Да ну?!
— Да, Итало! Он предложил нам свое гостеприимство.
— Кому?
— Анджеле и мне.
— Моя жена пошла к этому жирному борову? Он дотрагивался до нее? Говори!
Юдельман чувствовал, как испаряется его уверенность.
— Вся эта история — досадное недоразумение, Итало.
— А Дженцо — тоже недоразумение? А О’Бройн? Ты бьешь поклоны перед этим мешком с жиром, а я даже не знаю, что он сделал с нашими деньгами!
— Дай мне сказать слово, Итало.
— Закройся! Ты ничего не знаешь. Он получил мой язык?
— Твой язык?
— Язык одного придурка, который следил за нами уже из Нью-Йорка в пользу твоего нового вонючего друга! Язык Рико Гатто! Я отправил его Габелотти, завернув в паспорт этого слизняка. Где Анджела?
— У себя дома.
— Кто ее охраняет?