Авалон-2314
Шрифт:
– Нет, ты в самом деле нравишься мне, Даниил! Холодное сердце, горячая голова, нежные руки…
– Все должно быть наоборот!
– Шучу, милый, шучу… Надеюсь, ты ничего не расскажешь Галахаду?
Я опешил в очередной раз.
– Ты даешь мне понять, что я что-то должен ему рассказать? Или говоришь правду?
– Я всегда говорю только правду, – с лукавством в голосе отозвалась Фея.
– Рассчитывая реакцию, которая последует на твое «правдивое заявление»?
– А ты поступаешь не так?
– И все-таки… Почему я должен или не должен говорить что-то Галахаду?
– А ты не думал, что ему небезразлично мое поведение, как рыцарю и поклоннику? – осведомилась Моргана.
Вопрос меня озадачил. Перед глазами возникла сюрреалистическая картина: Галахад в стальных доспехах и Моргана – почему-то в высокой остроконечной шляпе, в длинном, до пят, платье – бредут по туманному зеленому лугу, неспешно беседуя. Есть только этот бескрайний луг, и они – прекрасная дама и ее галантный кавалер.
– Ты хочешь сказать, что Галахад может испытывать ревность? – уточнил я. – Или надеешься, что я стану ревновать?
– Пока, милый, – рассмеялась Фея. – Ты меня порадовал. Совсем как Кролик Роджер свою малышку Джессику. Мне некогда, должна уйти. Звони, когда сможешь.
Смех Феи растаял вдали – словно она унеслась на белоснежных крыльях, оставив за собой след радужных искр.
Что имела в виду Моргана, когда вспоминала Кролика Роджера, которого, как я хорошо помнил, кто-то подставил? Надо будет пересмотреть фильм. Или это бессмысленно? Вряд ли Фея дала прямое указание. У высокоинтеллектуальных компьютерных личностей, наверное, тоже возникают разнообразные причудливые ассоциации.
Мысленно я представлял себя в разных видах – но чтобы кроликом… Да еще и Кроликом Роджером…
* * *
Голубенький костюмчик со стразами нашелся в бутике с не очень красивым названием «Чудаки». Почему только чудаки могут носить небесно-голубой пиджак с разноцветными стразами? Конечно, в метро такой не наденешь и по улице днем ходить не станешь, но на сцене, в свете софитов и с лазерной подсветкой, он будет смотреться великолепно!
Оля, как ни странно, красивую одежду проигнорировала. Даже пиджак, который выбрал Дима, ее мало вдохновил, а себе она и вовсе ничего брать не стала. Пытается выглядеть деловой леди в костюме? Что ж, пусть будет так. Хотя для директора Ольга, конечно, полновата. Она должна быть худой, как палка, и злой. А еще и страшненькой! Что за директор с хорошими формами и симпатичный? Одно расстройство.
– Наумова! – позвал девушку Соловей, когда они вышли на улицу. – Ты на меня обижаешься?
– Отчего ты меня по имени не зовешь? – спросила девушка.
– Подчеркиваю серьезность момента, – объяснил Дима.
– Нет, не обижаюсь. У нас с тобой теперь дорожка общая. Мне к папе возвращаться нельзя, придется с тобой работать.
– А тебя немцы никуда пристроить не могут? Шоу всякие, перформансы… Или какие-то проблемы?
– Нет, просто не хочу я на подиуме крутиться. Надоело. Пора уж заняться чем-нибудь серьезным.
– Серьезным? – переспросил польщенный Соловей. – И ты решила заняться мной?
– Именно.
– Круто!
Туннель с магазинными витринами, по которому брели Дима и Оля, стал шире. Сквозь прозрачный свод стало видно Землю – огромный голубой шар. Соловей подумал, что Земля вполне подходит по цвету к его пиджаку. Неплохо было бы выступить под открытым небом. Но клуб рабочих-канализаторов наверняка размещается где-то в подвале, а главная достопримечательность в нем не сцена, а бар.
– Вильгельмштрассе, – объявила Оля. – Главный здешний проспект. Дальше вообще будет огромный купол, а под ним – самые настоящие дома и сады.
– Улица тоже немецкая? – уточнил Соловей.
– Ну да. Здесь немецкий район.
– И все негры – тоже немцы?
– Почти, – согласилась Ольга. – В двадцать первом веке в Европу приезжало много выходцев из Африки и с Ближнего Востока. Арабы и негры занимали целые районы, а потом и города. В Германию стремилось больше всего приезжих – богатая страна, хорошие условия жизни. Во Францию тоже ехали, но там местное население растворялось в мигрантах – законы были слишком мягкие. Свобода, равенство и братство – слышал?
– Что-то слышал, – буркнул Дима.
– А в Германии, наоборот, приезжие превращались в немцев, – продолжила Оля. – Они перенимали немецкую культуру, говорили на немецком языке, учились работать, как немцы. Через пару-тройку поколений они считали себя коренными жителями, немцами в самом полном смысле этого слова. Вот и Зигфрид такой, и Карл. Понимаешь?
– Типа того, – ответил Соловей, хотя то, что негр считает себя немцем, у него в голове не укладывалось. – А я тоже могу стать немцем?
– Зачем? – спросила девушка.
– Чтобы петь для местных.
– Они здесь культурой не очень увлекаются. Все больше работают. Так что будь лучше русским.
– И как я тогда буду «рубить капусту»?
– Не переживай, порубишь, – пообещала Оля.
* * *
Покинув восстановительный центр, я сел в первый попавшийся пассажирский мобиль, идущий на север. Что толку возвращаться в гостиницу? Почему бы вообще не съездить в Питер или к Ледовитому океану, если я все равно в «отпуске»? По соображениям безопасности? Но после возвращения в Россию меня, кажется, вообще перестали охранять. Опасность миновала? Врагов вычислили? Или их знали и прежде, только мне не рассказывали?
Вызов от Галахада поступил, когда я плыл в мобиле над обширным лесным массивом – «легкими» Москвы, одной из тропических рощ зеленого кольца столицы.
– Даниил, ты готов выполнить первое поручение координаторов проекта?
Увидев на голографической панели сверкающий шлем Галахада с глухим забралом, я едва не вздрогнул. Моргана добилась того, чего хотела, – у меня появились секреты, которыми я не собирался делиться с Галахадом. Казалось бы, я и не должен ничего ему рассказывать. Мы общаемся по работе, а если бы и не так… Личность сэра Галахада сомнительна. Можно ли с ним дружить? На какие чувства способна компьютерная программа? Искусственный интеллект?