Авалон: Хроники Бессмертных
Шрифт:
Вот она сама – Мария Малиновская – в самой середине фотографии – улыбающаяся платиновая блондинка, держит в руках бокал с вермутом; справа от неё – Евген, вечно какой-то лохматый и такой смешной, высунул язык и подмигивает в объектив. Сразу рядом с ним – Настька, чрезвычайно серьёзная брюнетка со стрижкой а-ля Виктория Бэкхем, лучшая её подруга. Слева от Настасьи – Слава и Семён. Вообще-то они даже больше друзья Евгена, чем её, хотя какая, к чёрту, разница, если был такой прекрасный повод собраться всем вместе – день рождения.
Какой Славик тут здоровый, прямо половину фотографии собой занял –
Семён… Русый, крепкий, голубоглазый… Уже где-то успел загореть, хотя солнца-то нормального ещё и не было толком – сплошные майские тучи.
Чуть-чуть слева, сразу за Машкиным плечом – Антон, высокий темноволосый парень, слегка улыбаясь, смотрит немного в сторону – то ли на неё, то ли на Настьку – довольно трудно понять. А рядом с ним вечно неразлучная парочка – Татьяна и Бирюк, он же Вова, хотя никто его так давно не называет, чаще используя сокращённую форму от его фамилии. Танюха в своём неизменном синем ободке – кто-то когда-то сказал ей, что он очень подходит под цвет её волос – может даже и сама Машка – и теперь Таня носит его, не снимая, практически постоянно.
Какое безвкусие! – решает Мария, но потом вспоминает, что только позавчера сама купила похожий аксессуар, правда, другого цвета, и тихонько фыркает себе под нос. Интересно, на чью-нибудь свадьбу Бирюк тоже придёт в спортивных штанах? – размышляет Маша, разглядывая Вову.
Внезапно Настя толкает её локтем в бок, а затем совсем рядом раздаётся голос профессора Зельдина:
– Товарищ Малиновская, а вам есть что добавить по этому вопросу?
Она бросает умоляющий взгляд на Настасью, и та суёт ей под нос свой конспект. Быстро пробежав глазами в тетради и ничего толком в ней не поняв, Мария хлопает глазами и говорит:
– Да… Да, я тоже согласна с этой точкой зрения.
Наступает долгая пауза, кто-то на заднем ряду начинает хрюкать, и все смеются.
– Понятно, – улыбается профессор Зельдин. – Ушла в себя, вернусь не скоро. Как всегда.
Высидев две необычайно долгие пары, Маша и Настя спускаются на второй этаж, в столовую. Свободных мест почти нет, но им всё же удаётся найти незанятый столик у окна. Настя сегодня какая-то особенно мрачная, и Малиновская даже не знает, о чём бы её толком спросить. Обе девушки разворачивают свои только что купленные пирожки и, сосредоточенно жуя, молча смотрят в окно.
– Привет, девчонки! – к их столику, пробравшись сквозь толпу, подходит Слава. – Вы Женька не видели?
– Так вы же вроде сегодня с утра встретились? – удивляется Машка.
– Ну да, но потом-то мы в разные корпуса разошлись, – Слава облокачивается на столик, отчего тот жалобно скрипит. – Он вроде обещал спуститься к обеду, но чего-то его нет. Как прошли первые две пары?
– Да так себе, – отвечает за Машу Настасья, потому что та сразу запихнула себе в рот большую часть пирожка и пытается его прожевать.
– Ну, на втором курсе ещё сложнее будет, – Слава отламывает от Машкиной доли кусок пирожка, пользуясь тем, что она ничего не может ему возразить. – Схемы всякие пойдут, чертежи…
– Какие ещё чертежи? Ты не путай свою механику с нашей психологией. – возражает Малиновская, наконец-то прожевав еду. – И вообще, хватит жрать мою булочку!
– Ладно, я пойду, – подмигивает Слава и мгновенно растворяется в шумной толпе студентов.
Настя, немного подумав, говорит:
– Вечно у нас все спрашивают, где Женёк. Как будто мы его секретари!
– Кстати, насчёт Женька, – вспоминает Мария. – Мне показалось, или у вас там что-то намечается?
– Ничего такого, – безразлично отвечает Настасья.
– То-то я в машине и заметила, что «ничего такого».
– Ой, отстань!
Звенит звонок, и подруги начинают собираться на лекцию. А впереди ещё такие долгие две пары! Может, свалить с последней? Надо хорошенько об этом подумать…
* * *
Ну, вот и трамвай. Двери открываются, и Малиновская встаёт в очередь на посадку за какой-то бабулькой, чтобы поскорее попасть внутрь. Сегодня вечер пятницы, а это значит, что она едет на работу в кафе. В принципе, работа довольно неплохая – три раза в неделю по вечерам пятниц, суббот и воскресений (когда самый наплыв посетителей) ровно с пяти до одиннадцати вечера она надевает красивый белый фартук и порхает между столиками с блокнотом, принимая заказы.
Иван Васильевич – её начальник – был так добр, что согласился на этот график, и вот уже почти четыре месяца Машка там подрабатывает. Иногда ей кажется, что Иван Васильевич на неё запал: он вечно ей улыбается, подмигивает и вообще ведёт себя так, будто Малиновская ему что-то должна. Уж не думает ли этот пузатый лысеющий дяденька с толстыми, похожими на варёные сардельки пальцами, что она ответит ему взаимностью? Вообще ужасно, конечно... Приходится улыбаться в ответ и отшучиваться. Да и, если так по-честному, – немного бесит, что люди её элементарную вежливость воспринимают как флирт.
Очередь в трамвай перестаёт двигаться, потому что бабушка, стоящая перед Малиновской, не может найти свою пенсионную карту. Боже, передвигай быстрее своими клешнями, старая сова, – думает Машка, – не хватало ещё на работу опоздать!
– Ой, нашла! – громогласно объявляет пожилая дама, делясь своей радостью со всеми окружающими, и Мария, наконец-то попав в салон, занимает свободное место у окна.
Трамвай трогается. Дома и люди на тротуаре моментально уплывают влево, растворяясь в безоблачном майском вечере. Семь остановок от института. Шесть… Пять…
Антон, Таня и Бирюк ещё после третьей пары укатили домой на машине; Настя, чтобы не ехать на автобусе в одиночестве, дождалась Семёна. У Машки в голове всё ещё звучит его зловредный голос: – Учиться, учиться и учиться – это лучше, чем работать, работать, и ещё раз работать!
Да, в чём-то он, конечно, прав. Работу не прогуляешь. Вон, Слава и Евген вообще сразу после первой пары свалили. Обормоты. А вот и нужная остановка.
Входя в кафе, на неё тут же накатывают запахи запекающихся блюд и варящихся супов. Со всех сторон слышится радостное «Приве-е-ет!», а высокий светловолосый Мишка сразу подбегает и целует её в щёку. Даже немного приятно. Подходит раскрасневшийся Иван Васильевич: