Авантюра «Крым»
Шрифт:
– Насколько мне известно, сейчас в этих банках только бумажки то одного правительства, то другого. Что есть у того жида золото?
– Будет, скоро будет. Жид брату очень сильно доверяет, белые свое золото скоро будут отправлять за границу, свезут в Евпаторию. Дальше я не знаю.
Столер довольно хлопнул ладонью по столу.
– Вот це дело, сидай за стол, Михайло! Извиняй, конечно, что корешей твоих двоих порешил. Но за то ты такого хорошего другана хапнул, эх, целого атамана! Это хорошо, что на меня напоролся, ведь дальше к Сакам румыны стоят, они бы церемониться не стали. Чую, брат, мы с тобой море высушим и горы свернем! Это я тебе
Глава 3
Рядом с блиндажом разорвался снаряд. В блиндаже как всегда запахло тротилом и пылью. Полковник Устюгов поднялся со своего топчана. Позади за окопами послышалось еще два взрыва. Слышалось сплошное завывание летящих снарядов. Встав, прошел к левой стене, где стояло помойное ведро, стал мочиться в него, громко проговорил, не скрывая отвращения: «Товарищи обзавелись артиллерией».
Рядом разорвался еще один снаряд, полковник сплюнул в ведро, подошел к топчану у противоположной стены, скинул с лежащего на нем шинель.
– Князь! Магомед!
Магомед – чеченский князь, потянул на себя шинель и недовольно пробурчал.
– Дайте выспаться, полковник. Я всю ночь в тылу у красных загуливал.
– Я вам удивляюсь, князь, красные нас бомбардируют, а вам до этого нет дела.
– Иван Алексеевич , дорогой, вы же знаете мою точку зрения по этому поводу.
– Да конечно, если Бог придет и заберет тебя, то какая разница где. Главное – не кланяться врагу, трусости и глупой смерти. Что – то в этом есть.
Стряхивая с себя пыль в блиндаж вошел капитан Алешин, доложил:
– Господин полковник, красные готовятся к наступлению, нам приказано опрокинуть их.
– Как командующий отреагировал на мою болезнь?
– Он все понял, он ведь вас любит. Попросил вас впредь не злоупотреблять.
На улице стихла артиллерийская подготовка, послышались крики.
– Красные пошли в атаку! Советы идут, их мать!
Заработали пулеметы. За всю свою военную карьеру полковник Устюгов хорошо знал весь сценарий боевых действий: заработали пулеметы – значит время еще есть на приказы.
– Капитан Алешин, приказываю вам, выводите из балки сотню Астафьева, я сам их поведу.
Магомед повернулся к полковнику: «Иван Алексеевич, дорогой, зачем рисковать собой?»
Устюгов уже застегивал портупею на мундире.
– Князь, вы же знаете – я боевой офицер и люблю как и вы загулять, хочу развеяться.
Магомед поднялся на ноги.
– Я с вами.
– Отдыхайте, князь. Вы и так хорошо потрудились ночью.
– Вы, господин полковник, не только командир, но и мой друг! Для меня честь быть в бою рядом с вами.
Они вышли из блиндажа, солнце было в зените. Устюгов зажмурился, на ходу крикнул:
– Митрофан, коня!
Сидя на мешках с вещами в татарской арбе, запряженной в тощую корову, Елизавета Болобанова, дочь знаменитого фабриканта Болобанова Кирилла Митрофановича, с тоской в очередной раз посмотрела на длинную вереницу беженцев, как и они идущую впереди. Подумала: «Вот она – вся та Россия, которая бежит от своих слуг и крестьян, от своего народа, считая себя сливками, элитой этой России. Сами себя обрекли на скитания и унижение». Она не могла забыть пьяное лицо ротмистра, который со своими солдатами отнял у них лошадь возле перекопа. Конечно, лошадей отняли у всех, и им очень сильно повезло, что отец смог выторговать у одного татарина корову за мамино
– Стало холодно, как в могиле.
Отец попросил:
– Дети, умоляю вас, не смотрите на эту ужасную картину.
Сам резко отшатнулся, увлекая за собой сына Сергея. Они оказались за арбой и чуть было не наступили на лежащих у обочины расстрелянных людей. Это были мирные люди, такие же, как и на виселице, по крайней мере на них была гражданская одежда. Самое ужасное, что среди убиенных были дети и женщины всех возрастов. Захлебываясь от волнения и зловонья, исходившего от трупов, Сергей спросил отца:
– Батюшка, в чем вина этих женщин и детей? Вон тот мальчик с разбитой головой – он моего возраста.
Кирилл Митрофанович горько выдохнул, давя в себе слезы обиды и страха за свою семью.
– Это гражданская война, сынок. Грязная и беспощадная, спаси и прости нас, Боже.
Они вышли в степь. Солнце уже подходило к горизонту. Где – то в километре впереди виднелась деревня. Отец предложил переждать ночь в деревне. Сильное было разочарование, когда они вошли в деревню. Она была пустынной: деревянные дома разрушены, мазанки еще держались, на некоторых были соломенные крыши. По улице разбросана кухонная утварь, Елизавета заметила:
– Видимо эти несчастные жили здесь.
Многие из колонны начали размещаться в домах и семья Болобановых остановилась у одной мазанки, двери у которой были вырваны и валялись рядом с крыльцом. К ним тут же подошла семья из трех человек, хорошо одетые, интеллигентные мужчина и женщина лет тридцати. Мужчина держал на руках девочку на вид лет трех. Голос у мужчины был писклявым.
– Прошу прощения, господа и леди. Можно нам с вами скоротать эту ночь? Думаю, в этом доме места хватит всем.
В руках женщина держала тележку, в которой лежали два баула. Первым отозвался Болобанов старший:
– С кем имею честь?
Незнакомец протянул руку:
– Карпов Леонид Анатольевич – учитель танцев, моя жена Валентина и дочка Ирен.
Болобанов старший пожал ему руку.
– Болобанов Кирилл Митрофанович – фабрикант, моя супруга-Надежда,моя дочь Елизавета и сын Сергей. – Мы, я думаю, не против. Как говорится – в тесноте, да не в обиде.
В доме оказалась печь, а самое главное – запас воды в деревянной кадке. Печь растопили сразу. Болобановы предоставили пшенную крупу, Карповы свою долю еды внесли кусочком сала и двумя галетами. И через минут тридцать в избе вкусно запахло. Мужчины установили входную дверь. Стемнело. У Карповых оказалась керосиновая лампа. Разбитый стол починили. В лицах усталых людей появились улыбки. Они сели за стол ужинать.