Авантюрист
Шрифт:
Будь мои противники настоящими бойцами — от меня, заторможенного, осталась бы кучка костей. Но в стражу братьев-герцогов отбирали, по-видимому, не за бойцовские качества, а исходя из внушительного внешнего вида; все трое были на полголовы выше меня, и все трое по очереди выбыли из битвы — в этом мне помогли мраморный юноша в нише напротив, череп невиданного зверя с широченным размахом рогов и мягкий ковёр поверх скользкого пола.
Я переступил через стонущие тела. Перепрыгнул через безголовый торс мраморного юноши, не глядя, поднял чей-то меч и
Дамир, Дамир, такова твоя помощь?!
Откуда-то сбоку потянуло сквозняком; гобелен на стене качнулся, я рванул его — безжалостно, как когда-то полог над повозкой комедиантов. Потайная лестница?! Дамир, неужели ты меня слышишь?..
Постоянно хотелось отплёвываться. Чем это, хотелось знать, нас опоили…
Вряд ли тёмная, крутая, винтом завинченная лестница слышала когда-нибудь подобные проклятия. Рекотарсы не бранятся при дамах — это вовсе не значит, что они не умеют ругаться. Э-э-э, и племенной жеребец покраснеет…
Я дёрнул носом. Мне показалось, что я слышу запах погасших свечей; сквознячок лизнул мою щёку, указывая направление. И я кинулся напролом, и занавеска, отделявшая потайной ход от прочего пространства, укрыла меня с головой. Вероятно, теперь я выглядел именно так, как молва изображает привидения.
— Кто здесь?!
Голос был знакомый, негромкий, но яростный. Я сдёрнул занавеску с головы; да, здесь недавно погасили целую прорву свечей. Здесь пахло благовониями, ещё чем-то, отчего голова снова попыталась сладко закружиться; я зарычал сквозь зубы, и головокружение, испуганное, унялось.
Горели два ночных светильника. Справа и слева от кровати, потому что была ещё и кровать, огромная, во всю комнату, чуть не на сто человек…
На четверых.
Подняв меч, я двинулся через всю комнату. Вскочил на кровать, прошёлся дорожными сапогами по вороху подушек, соскочил с противоположной стороны.
Они пятились. Они держались за руки, отражались друг в друге, и у каждого оказалось по кинжалу — у одного в правой руке, у другого в левой.
Танталь — я видел краем глаза — лежала на полу у кровати, запрокинув голову, на открывая глаз. На лице её застыла блаженная полуулыбка, стыдливая и жадная одновременно. Мне сделалось нехорошо; Алана стояла посреди комнаты, и пальцы её медленно расшнуровывали корсет.
— Убью, — равнодушно сказал я близнецам. И примерился мечом — сперва правому голову снести, потом левому.
Тот, что был справа, метнул свой кинжал. Я уклонился; странно, что они оборонялись так нерешительно и неумело. И стояли, по-прежнему держась за руки, как дети на прогулочке…
Их жизни оставалось несколько мгновений, когда за моей спиной еле слышно закричала Танталь:
— Стой! Не уби… погоди!
Я медлил, не желая оборачиваться.
— Ретано… они…
— Молчать! — рявкнул я и занёс меч над тем, что справа.
Тот, что был слева, — ну отражение, ни дать ни взять! — рванул брата в сторону. Повалил на пол, прикрыл собой; его кинжал грозно полыхнул в свете ночника. Грозно и трогательно. Как глаза храброго кролика перед лицом горного обвала.
— Колдовство… — прохрипела Танталь за моей спиной. — Они нам нуж-жны… Живыми…
Колдовство.
Разве не млел я, слушая музыку и наслаждаясь беседой? Весь этот блеск… Мордатые лакеи… Горящие глаза, счастливый, счастливый вечер…
Топот. Из потайного хода, бесстыдно открытого благодаря моим стараниям, горохом посыпались стражники. Пёс-с…
Я перехватил руку того, что был слева. Завернул её за спину — это оказалось неожиданно легко. Приставил меч к горлу того, что был… не важно, одного из братьев. Оскалил зубы:
— Назад.
Над моей головой ударился о стену метательный нож.
— Горло же перережу! — завопил я уже с отчаянием. Алана… Танталь… Позор.
— Назад, — шёпотом сказал кто-то из лежащих на полу властителей. — Назад… В кордегардию…
Слово растеклось, как смола. Я подавил в себе острое желание подняться, бросить всё и брести на поиски кордегардии; орава стражников понемногу втягивалась обратно в потайной ход. Как вода, перегоняемая насосом.
— Отпусти его, — шёпотом сказали с пола. — Отпусти… Если ты убьёшь нас, из замка тебе не уйти. И твоим женщинам тоже…
Об этом я знал и без напоминаний. Ещё минуту назад я понимал это так же ясно, как и сейчас, но минуту назад — клянусь — я ударил бы, не задумываясь.
— А если я одного, для начала, прирежу?
Оба дёрнулись почти одновременно:
— Н-нет…
— Тогда, — я быстро оглядел полутёмную комнату, — один встаёт и идёт со мной…
Я отступил, давая братьям возможность подняться. Они по-прежнему держались за руки, и это раздражало меня всё больше и больше.
— Ты! — Я ткнул пальцем в того, что был справа. — Ко мне!
Оба шагнули вперёд.
— Не ты! — Я раздражённо оттолкнул левого братца. — Ты — назад! А ты — ко мне!
— Это невозможно.
Они одновременно протянули ко мне руки — те самые, что были сцеплены между собой. И я наконец-то разглядел то, чего никак не желал видеть.
Их руки срослись, образуя одну ладонь на двоих. Одну ладонь — в мягкой кожаной перчатке; пальцев, правда, оказалось больше, чем следует. Не то шесть, не то семь… Пёсья прорва пальцев.
— Это заклятие? — спросил я первое, что пришло в голову.
— Это мы так родились, — с достоинством отозвался тот, что был слева. — Но если ты хочешь заклятие…
— Сними перчатку! — выкрикнула Танталь. Мозг мой к тому времени вполне прояснился, а потому я поднырнул под общую ладонь, поднимающуюся в величественном жесте, двумя руками схватил братьев за запястья и зубами впился в общую перчатку.
Сдавленный крик из двух глоток. Свободные руки братьев — правая и левая — схватили меня за горло. Братья действовали слаженно, как один человек, я конвульсивно рванулся, но тут в бой вступила Танталь, одна из душащих меня рук ослабела, и я вырвался — на четвереньках, сжимая в зубах перчатку.