Авантюристка
Шрифт:
– А я – с ужасом! – призналась я. – Я-то в то время уже работала у тебя машинисткой, а с Ирен ты знаком практически не был. Если не считать той ссоры, что произошла между вами, когда ты увидел ее в первый раз. Откуда тебе было знать, что она способна изменить внешность и одежду столь радикально! Помню, я и представить боялась, что ты скажешь о ее смелом перевоплощении, хотя, конечно, оно было ей необходимо, чтобы спастись от короля Богемии и его агентов.
Годфри улыбнулся с таким видом, будто и впрямь был моим старшим братом. Признаться, порой это меня раздражало и в то же время успокаивало.
– Дорогая моя Нелл, прости, что не признался
– Я… Конечно! – смутилась я. – Разумеется, я не должна вмешиваться в вашу личную жизнь, то есть в дела семейные… э-э-э… в ваши интимные… – Что бы я ни говорила, звучало ужасно бестактно.
Годфри засмеялся и отхлебнул несладкого чая:
– Ну не может Ирен жить без приключений! Ни брак, ни смена обстановки не исправят ее натуры. Но я рад, что она наконец выходит в парижский свет. Мне-то ничего не стоит начать новую жизнь в другой стране, ведь я и на родине человек непубличный. Я могу работать в Париже и даже ездить в Англию, не раскрывая своего имени. Ирен же… – нахмурившись, Годфри помешал серебряной ложечкой отсутствующий сахар, – ради нашего брака пожертвовала многим: уехала из Лондона, потеряла карьеру и даже свое призвание.
– И сделала бы это еще тысячу раз! – вскричала я, стараясь убедить Годфри, что нынешние проделки моей подруги не связаны с их отношениями. – Вот если бы…
– Продолжай, Нелл. Не бойся. Ты ведь знаешь, я рассчитываю на твою искренность.
Я залилась краской:
– Честно говоря, я не уверена, стоит ли Ирен возвращаться на сцену. В парижском театре царят зависть и разврат – да похуже, чем в Лондоне. Приличной замужней женщине…
– По-моему, Ирен уже предупредила нас, что этот титул ей не светит.
– Она и тебе это заявила?
– Именно так, и я совсем не возражаю. Под маской приличия нередко скрывается уродство лицемерия, Нелл. Пусть Ирен остается такой, какая она есть, – это ничуть не помешает ей заслужить уважение тех, к чьему мнению действительно стоит прислушаться.
– Тогда, возможно, тебя заинтересует моя идея.
– Какая же?
– Поспрашивай новых знакомых, нет ли для Ирен какой-нибудь работы… вроде той, которой она занималась в Лондоне.
– Ты хочешь, чтобы Ирен вернулась к расследованиям? Что ж, мысль неплохая. Однако ей предстоит столкнуться с французскими законами, да к тому же с языковым барьером. Поверь, и то и другое – сомнительное удовольствие. Взять, к примеру, французское право. Наследства, финансы, титулы, завещания… Боюсь, Ирен вряд ли светит что-либо поинтереснее поисков какого-нибудь пропавшего наследника. Возиться с подобной чепухой – и это после того, как она отыскала Бриллиантовый пояс казненной королевы и сбежала от жаждущего возмездия монарха!
– И все же! – настаивала я. – Полезное занятие ей не повредит.
– Нелл, ты меня удивляешь. – Годфри наконец допил чай, оставив без внимания мою забывчивость относительно сахара. – Я-то думал, ты не слишком одобряешь страсть Ирен к раскрытию преступлений.
– Я много чего не одобряю, но кто же станет меня слушать? – резонно возразила я. – А больше всего на свете меня раздражает безделье – вечно от него одни неприятности.
– Может, Сара Бернар втянет ее в какую-нибудь авантюру, – замечтался Годфри. – Ведь моя дорогая супруга любопытна как кошка. Ей ни за что не устоять перед запертой дверью или, скажем, зарытым в землю мертвецом.
При упоминании кошек я, конечно, сразу
Вечером вернулась Ирен, стуча каблуками по шиферной плитке пола. Щеки моей подруги горели от вечернего ветра, а в бледных губах была зажата черная сигарета. Ирен рухнула в кресло и протянула ноги к растопленному Софи камину.
– Как весело! – Примадонна принялась в мельчайших подробностях рассказывать о своих похождениях с Сарой Бернар. Спустя несколько минут она вскочила и начала изображать худую как спичка Сару, грациозно расхаживающую среди парижских денди. Ирен тоже не осталась без мужского внимания: после того как ей особенно удалась очередная острота, один из местных модников вызвал ее на дуэль, оскорбленный тем, что кто-то посмел соперничать с его колким языком.
– Дуэль! Ну это уж слишком, – простонала я.
Ирен взмахнула тростью, словно шпагой:
– Напротив, чудесный актерский опыт! Нам, женщинам, никогда не достаются роли храбрецов, – Ирен сделала резкий выпад «клинком» в сторону каминной кочерги, – даже когда мы играем мужчин. Может, Сара будет моим секундантом? Не волнуйся ты так, Нелл! Знаешь, все без исключения бульварные остряки – жалкие трусы! Нельзя же днями и ночами хлестать абсент, рассыпая направо и налево шуточки, словно зерно голубям, и при этом хладнокровно сражаться на дуэли!
Я поморщилась, а подруга вновь опустилась в кресло:
– Нет, дуэли мне не по душе. Боюсь, бульварные остряки – тоже. Пустые, надменные, глупые модники! Накупили моноклей и рассматривают в них самое себя, не замечая, что происходит вокруг! – Она закинула ногу на ногу, отчего из-под брюк показались короткие гетры. – А ты чем сегодня занимался? – обратилась она к Годфри.
– Скучал по тебе, – ласково промолвил он.
Ирен засмеялась и запустила пальцы в распущенные пряди. И тут супруги посмотрели друг на друга с такой нежностью, что я извинилась и поспешно удалилась в музыкальную комнату.
Полтора часа спустя мы сели ужинать; наша дива сияла в одном из парижских платьев с открытыми плечами. От возбуждения она даже разрумянилась – впрочем, причиной тому был один лишь час, проведенный наедине с Годфри Нортоном, а вовсе не целый день на публике в обществе Сары Бернар. И слава богу!
Глава третья
Страшный улов
Пока наш экзотичный цветок по имени Ирен Адлер, ныне мадам Нортон, сокрушался из-за смены теплицы, я, робкая фиалка, увядала день за днем.
Признаться, я не чувствовала себя всеми забытой и никому не нужной с того самого дня, как меня без всякого на то основания уволили с работы в 1881 году. Ирен подобрала меня, в ту пору еще совсем юную, терзаемую голодом и тревогой, на улице, рядом с кондитерской «Уилсонз», и взяла под свое янтарно-коричневое шелковое крыло. Вскоре из тогдашней маленькой глупышки выросла взрослая самостоятельная женщина, работавшая до поры до времени машинисткой в адвокатской ассоциации Иннер-Темпл.
Ирен, конечно, настаивала на том, что деньги, вырученные от продажи Бриллиантового пояса Марии-Антуанетты ювелиру Чарльзу Льюису Тиффани, следует разделить на троих. Но мы с Годфри были убеждены: богатство по праву принадлежит лишь ей одной. Годфри, по крайней мере, мог претендовать на драгоценности, оставшиеся после смерти его неоплаканного отца (Джон Нортон по прозвищу Блэкджек был таким отъявленным негодяем, что обобрал даже жену с сыновьями).