Авантюристка
Шрифт:
– Вот скажите, – промолвила я, – стоит ли покидать столь живописный край ради какого-то бесполезного расследования гибели никому не известного моряка? Вы хоть представляете, сколько утопленников каждый год находят в Сене?
– Нет, дорогая, – признала Ирен. – А ты?
– Куда мне. Быть может, не один десяток.
– Я бы сказал, не одну сотню, – поправил Годфри, усаживая нас в карету.
– И все они наверняка покоятся в морге, ожидая, что их тела востребуют родственники, – добавила я.
– Нам-то требуется разве что истина, – утешила меня Ирен, когда наша карета загрохотала по изрытой деревенской дороге. – Мы принимаем искреннее участие
– Ирен, прекрати! – взмолилась я. – Боюсь, мне придется сдерживать иную столь же неподобающую реакцию.
Тем временем Годфри выглянул в окно и громко присвистнул.
Даже мне пришлось признать, что Париж удивительно красив под покровом голубого неба, подернутого легкими облачками. Светлый фасад храма Сакре-Кёр высился над окрестностями Монмартра, а чуть дальше полуденную дымку горизонта прорезали исполинские башни Нотр-Дама.
Под мерное цоканье копыт лошади, что несла нас по выложенной булыжником дороге, мы подъехали к великолепному собору – серой каменной горе под малахитовым куполом, возвышавшейся там, где начинался остров Сите, по форме напоминавший лодку. Кусочек суши, на котором когда-то возник Старый Париж, украшали арки старинных и новых мостов, соединявших берега извилистой Сены.
Свернув на левый берег, лошадь покорно протрусила мимо книжных палаток и вывезла нас на западную оконечность острова, где обнажал свои древние кровавые бастионы Дворец правосудия. Тонкий шпиль часовни Сент-Шапель, вздымавшийся над ним, походил на белое перо, воткнутое в засаленную шляпу. Чуть дальше виднелись верхушки дымоходов Отель-Дьё де Пари, напоминавшие ржавые копья, купающиеся в лучах ласкового утреннего солнца.
Несмотря на греческого вида портик с фронтоном и колоннами, морг представлял собой грубую каменную постройку неизвестного архитектора, примостившуюся на берегу Сены, словно старый голодный пес. Река здесь пахла столь же дурно, сколь и на другом конце острова, где недавно рыбаки вытащили утопленника.
В эту мрачную минуту мы все придвинулись к окнам кареты, чтобы лучше рассмотреть омерзительную постройку.
– Разумеется, морг не всегда находился здесь, – сказал Годфри и одарил меня утешительной улыбкой. – И уж точно тут не лежали жертвы эпохи террора [15] – их размещали в тюрьме Большой Шатле, которую снесли в начале века. Позже функции покойницкой выполняло здание на правом берегу, поближе к Лувру, а затем, что вполне логично, морг перевели в бывшую мясницкую лавку, что на левом берегу. Нынешнее здание, если верить истории Парижа, является уже третьим адресом парижского морга.
15
Имеется в виду Великая французская революция XVIII века.
– Понятно, что по доброй воле здесь никто не поселится. – Я смерила мрачный фасад неодобрительным взглядом.
– Живые – вряд ли. – Ирен жадно уставилась на унылое почерневшее здание, будто скупец на золотые луидоры. – Ну что, присоединимся к здешним обитателям?
Мы все время оставались в тени, отбрасываемой пологими крышами семиэтажных домов, которыми парижане застроили остров, но Ирен по-прежнему не расставалась с зонтиком. Слева от нас по Сене проплывали баржи и взмывали ввысь гидропланы – излюбленные развлечения туристов. Набережная представляла собой широкую дорогу, выложенную камнем и упиравшуюся в лестницу, что вела на засаженные деревьями бульвары. Вдоль реки царило оживление: тут и там гуляли прохожие, дремали бродяги, а бедные женщины стирали белье, развешивая его прямо на лестничных перилах.
Однако в том месте, где стоял морг, праздничная атмосфера рассеивалась как дым – лишь мертвая тишина и густые тени витали над темной водой. С узкого коротенького моста, ведшего к воротам, было видно, как рабочие тянут на буксире широкую баржу и, пришвартовав ее возле здания морга, на носилках тащат покойников внутрь.
– Сомневаюсь, что это и есть райские врата, – пошутила Ирен. – Пойдемте скорее. Век бы не видела это жуткое место.
Годфри, который всю дорогу сдержанно молчал – следует отдать должное его безупречному воспитанию, – в морге оказал нам неоценимую поддержку. Он легко затмевал тамошних служителей по части красноречия и национальной любви французов к жарким спорам и бюрократической волоките. Достав кипу документов, перевязанных тесьмой и скрепленных восковой печатью с невнятной символикой, он помахал бумагами перед смотрителями морга, что встретили нас на входе. У всех троих к форме было приколото несколько разных значков; смотрители презрительно улыбались. Вскоре между ними и Годфри вспыхнул бесконечный поединок жестов.
Наконец нас пропустили, и, миновав ворота, мы прошли через множество мрачных помещений, каждое из которых напоминало склеп. Годфри повернулся ко мне, вспомнив, что, в то время как Ирен успешно преодолевала языковой барьер, я о него лишь спотыкалась.
– Я объяснил им, что мы действуем в рамках французского права. Теперь они должны просмотреть журнал и выяснить, где находится интересующий нас труп.
– Какая прелесть.
– Только за последние два дня из мокрых объятий Сены вызволили двенадцать мертвецов. Мы ведь не хотим осматривать лишних.
– Разумеется. – Я бросила взгляд на Ирен, которая все это время демонстрировала несвойственную ей кротость.
Подруга словно прочла мои мысли:
– Образ торговки с пристани может запугать французского рыбака, но не чиновника. Подумай о судьбе великих французских красавиц времен Революции. Порой даме следует помолчать.
Я пожала плечами, не выдавая своего испуга. Жуткие каменные стены представлялись мне столь же холодными, сколь их обитатели. Я в ужасе оглядывала комнату с высоким потолком, где хранились данные об усопших. Наш проводник листал массивный том, словно святой Петр в День Страшного суда. Стараясь не смотреть на длинные списки людей, столетиями умиравших в Париже от чумы, на гильотине и даже, осмелюсь предположить, из-за преклонного возраста, я принялась изучать обстановку.
Спустя некоторое время мой взгляд упал на одинокий ангельский лик – гипсовый слепок лица маленькой девочки. Ее образ светился таким блаженством, что казалось, будто сквозь закрытые глаза взор ее устремлен прямо на небеса.
Ирен тоже ее заметила. Не разделяя моего восхищения, подруга разглядывала маленького ангела с толикой недоверия, словно пред ней была леденящая душу Медуза горгона. Ирен шепнула что-то на ухо Годфри; он тоже взглянул на девочку и похолодел, зачарованный удивительной силой, что исходила от ее образа. Годфри обратился к нашему проводнику за разъяснениями.