Авария
Шрифт:
— А у нас не по десять рук, чтобы всех сразу держать, — ответил Синицын.
— Если к нам поступит заявление от пострадавшего, — спокойно сказал майор, — мы проведем служебное расследование. И виновный — если он действительно виноват — будет наказан по всей строгости. Но я уверен, что ребята сами спровоцировали конфликт. — Майор оглядел подчиненных. Те согласно закивали.
Николаев, облокотившись на колени, пристально смотрел в пол.
— А вот по моим данным… — Корреспондент указал на блокнот.
— А вы, значит, считаете, что ни с того ни с сего подъехала милиция, схватила первых попавшихся…
— Именно так! Ребята сидели, никого не трогали, пели — негромко, для себя. «Битлз» — почти классика…
— Насколько мне известно, — поднял брови майор, — милицию вызвали представители общественности.
— Пенсионеры, которые выгуливают там собак. Что, кстати, запрещено.
— Ну-у, извините, — широко развел руками майор, откидываясь в кресле. — Тогда давайте сначала решим, кто у нас общественность — эти волосатые или заслуженные люди, ветераны войны и труда?
Корреспондент всплеснул руками, собираясь возразить, но майор взглянул на часы.
— У вас конкретные вопросы к работникам автоинспекции есть? Извините; служба. Все свободны!
Он выкатился на коротких ножках из-за стола и, радушно улыбаясь, проводил корреспондента до двери.
— Всегда с удовольствием читаем вашу газету. Если могу быть чем-то полезен, в любое время, без стеснения…
Как только корреспондент вышел, майор перестал улыбаться, обернулся к Николаеву:
— Хрен ты у меня получишь, а не премию! Перестраивайся, Николаев! Перестраивайся! Теперь сначала думать надо, потом кулаками махать!
Корреспондент поджидал Николаева на выходе.
— А все-таки скажите, вот так, с глазу на глаз — за что вы его ударили?
— А что, целовать его? — ответил за Николаева Синицын. — Отрастил волосья…
— А будь ваша воля, вы бы всех остригли наголо и заставили ходить строем? — усмехнулся корреспондент.
Некоторое время Синицын в упор с ненавистью смотрел на улыбающегося корреспондента, потом повернулся и молча вышел из отделения.
— Не тронь никого… — буркнул он, садясь рядом с Николаевым в машину. — Да пропади пропадом! На глазах насиловать будут — не подойду!
Мимо проехал на своем «Жигуле» корреспондент. Синицын проводил его взглядом.
— А резина-то лысая, — удовлетворенно отметил он. — Ты номер не запомнил?
— Да иди ты… — сказал Николаев.
Вернувшись домой, он натянул старый тренировочный костюм и присел рядом с женой и дедом перед телевизором. Тут же зазвонил телефон в коридоре. Николаев нехотя поднялся.
— Слушаю.
— Машка, это ты? Это я — Валера. Слушай, бросай все — вали сюда! — донесся веселый Валеркин голос.
— Что?
— Не узнала, что ли? Это Валера! Быстро приезжай — не пожалеешь!
— Ты что, пьяная, что ли? — раздраженно спросил Николаев.
— Нет! Только не вешай трубку! Ну, ты тупая, Машка, вообще! — отчаянно-весело закричала Валерка. — Говорю — приезжай! Здесь крутая тусовка! Крутейшая! Такие кенты — упадешь! Давай сюда!
— Ты… влипла в историю? — тише спросил Николаев. Он дотянулся до двери в комнату, прикрыл.
— Ну да! Да! Врубилась, наконец! — на том конце, провода началась возня, видно, кто-то из «крутых кентов» рвал у нее трубку, желая лично поговорить с подругой Машей. — Тихо, там черепа на параллельном — негромко, но так, чтобы было слышно Николаеву, сказала Валерка.
— Мне приехать? — тревожно спросил Николаев.
— Ну, конечно!
— Вызвать милицию?
— Нет-нет-нет!
— Сколько их?
— Сейчас, — Валерка весело начала считать, — раз, два, три, четыре! На тебя хватит! Такие мальчики…
— Где ты?
— Сейчас объясню… Какой адрес? — торопливо зашептала она. — Да, да, на моторе… Новокузнецкая, двадцать семь, квартира девять. Второй этаж. Бери тачку, без тебя не начнем, не волнуйся!
Николаев подхватил с вешалки куртку.
— Ты куда? — выглянула из комнаты жена.
— Майор просил подскочить. Я быстро.
— Ну, конечно! Без тебя обойтись не могут… — начала было жена, но Николаев уже бежал вниз по лестнице…
На Новокузнецкой у старого дома с арками он вышел из машины. Ключи оставил в замке зажигания. Вытащил из-под сиденья обрезок литой резиновой трубы с металлической оплеткой, спрятал под курткой.
У квартиры номер девять прислушался к голосам за дверью, коротко позвонил и замер затаив дыхание. Щелкнул замок, Николаев тотчас ногой отбросил дверь вместе со стоящим за ней парнем и пробежал в комнату. В комнате, освещенной только шаром напольной лампы, увидел Валерку — ее уже раздели по пояс, двое парней прижимали ее к дивану, третий пытался стащить джинсы. Парни разом обернулись к Николаеву, Валерка вырвалась, вскочила. Один из парней поймал ее за плечо, вывернул руку, другой встал перед Николаевым в низкую стойку каратэ, выставив вперед ладони.
— Отпусти ее, быстро! — Николаев выхватил из-под куртки дубинку, отступил к стене, чтобы видеть оставшегося сзади в коридоре четвертого парня.
— Боб, отпусти! — спокойно сказал загорелый, коротко стриженный парень. — Только без шума! Алик, без шума! — остановил он каратиста.
Валерка подобрала валяющийся на полу свитер и куртку, подбежала к отцу. Ее будто прорвало, слезы брызнули фонтаном:
— Подонки!.. Суки! Скоты!..
Николаев подталкивал ее к двери, отступая лицом к парням, сжимая в руке дубинку.