Авдотья и Пифагор
Шрифт:
– Хорошо здесь, — сказал Богданов, с аппетитом доев свою порцию и откинувшись в удобном плетеном шезлонге.
– Очень, — согласилась обрадованная Ольга Николаевна; пожалуй, впервые за последнее время муж был доволен жизнью.
Остальные больные тоже ожили. Сейчас они не производили впечатления умирающих: тихо разговаривали друг с другом и с монахинями, читали книги, просто смотрели на расцветший красками океан.
– Дима, может, еще лекцию забабахаем? — обратился к Пифу Александр Федорович.
– Давайте, — согласился Светлов.
В итоге больше часа проговорили про всякие суетные вещи. Пифу жаль было отвлекаться от заката, однако постепенно он увлекся: мир банковских операций, финансовых потоков и перетоков при ближайшем рассмотрении тоже оказывался непростым и полным драматических возможностей. К тому же разобраться со всякими лизингами, факторингами и эквайрингами было не так сложно, учитывая незаурядные математические способности юноши.
Тем временем роскошный закат очень быстро сменился абсолютной, почти чернильной темнотой, изредка рассекаемой светом ламп с мачт рыбацких суденышек, вышедших на ночной лов.
Отдыхающие постепенно разошлись по своим коттеджам и номерам. Остались лишь Ольга Николаевна с Александром Федоровичем и Пиф.
– Дима, — вдруг спросил его Богданов, — а чего ты в последнее время такой печальный?
Вопрос был неожиданный. Пиф, скорее всего, вряд ли стал бы отвечать откровенно, задай его кто-нибудь другой. Но спрашивал Богданов. Ольга Николаевна тоже повернулась к Пифу, подтверждая и свой интерес к теме.
– Я люблю одну девушку, — неожиданно для себя признался Пиф. И замолчал.
– А она тебя? — спросил Александр Федорович.
– Надеюсь, тоже, — прозвучал ответ после секундной паузы.
– Тогда повторяю вопрос: чего ты такой печальный? — улыбнулся Богданов. — Если все заинтересованные стороны друг друга любят.
– Не все, — уточнил Светлов. Он уже явно не мог, да и не хотел, остановиться (когда-то же надо выговориться?). — Есть еще ее муж.
– Это хуже, — огорчился собеседник. — А он в курсе ситуации?
– Да, — вздохнул Пиф. — Последние десять лет.
– Дим, тебе десять лет назад сколько было? — мягко спросила заинтригованная Ольга Николаевна; женщины просто не в состоянии не заинтересоваться драматической любовной историей.
– Я ее всегда любил, — тихо проговорил Пиф. — И десять лет назад, и пятнадцать.
– А муж — немолодой и богатый? — Мысли Богданова катились по традиционному руслу.
– На три месяца младше меня, — объяснил Пиф и зачем-то добавил: — Его зовут Марат.
– Как все сложно, — расстроился Александр Федорович. — А почему она за него вышла, если любит тебя? Ты извини, что в душу лезу. Но я ведь сразу объяснил — у меня на тебя виды.
– Я думаю, Дуняша просто устала, — подумав, ответил Пиф.
– От чего, Дим? — Это уже Ольга Николаевна.
– От неустроенности, от вечного испуга своей мамы одинокой, от бедности, от того, что мне еще было три года учиться, от того, что я не хотел в хирурги. А еще она Марата всегда боялась.
– А ты? — серьезно спросил Богданов.
– Я — нет, — так же серьезно ответил Пиф.
– Отец Марата — в бизнесе? — Александр Федорович, похоже, начал просекать ситуацию.
– Да. В крупном. Марат тоже. Он очень умен. И решителен.
– И твою девушку сильно любит?
– Болезненно, — снова подумав, ответил Пиф. — Он без нее не может.
– А ты? — спросила Ольга Николаевна.
– Я тоже.
– Как все запутано, — после паузы повторил Богданов. — Но ты же не собираешься от нее отказываться?
– Нет, конечно, — Пифу даже странно было такое предположить. — Я хочу увезти ее куда-нибудь. Подальше от Москвы.
– Куда, например?
– Например, в Израиль.
– Куда-а? — Теперь Богданов удивился по-настоящему. — Ты-то какое имеешь отношение к Израилю? У тебя там родственники?
– Ни одного. Просто моя бабуля оказалась еврейкой. Я случайно узнал, пару месяцев назад. До этого никогда не обсуждалось. Мамина мама. А у них такая фишка, что раз по материнской линии, то и я получаюсь еврей.
– И что это тебе дает? — так и не врубился Александр Федорович.
– Право на репатриацию. Израиль — единственная страна, где меня примут с Дуняшей. А там — не пропаду. Да я нигде не пропаду, просто там можно будет прикрыться от Марата. А в Москве у них все схвачено.
– Ты думаешь, его семья будет тебя преследовать? — спросил Богданов.
– Конечно, — уверенно ответил Пиф. — Станислав Маратович ничего не пускает на самотек, Ну, а Марат со временем покруче папы будет.
– У тебя уже был конфликт с его отцом? — вмешалась в интересную беседу Ольга Николаевна.
– Нет, — покачал головой Пиф. — Вообще-то, это он платит за мое обучение. На бесплатное было не попасть.
– Ничего не понимаю! — Богданов аж головой затряс. — Он платит за обучение злейшего врага своего сына?
– Он не считает меня врагом, — уточнил Пиф. — Я слишком мелок для этого. Так, песчинка на дороге, к тому же полезная.
– А чем ты ему полезен?
– Он… — начал было Пиф, но задумался, подбирая слова. — Понимаете, Станислав Маратович все вокруг себя преобразует. Разумеется, с пользой для семьи. И всем интересуется.
– Так чем ты ему полезен? — повторил вопрос Богданов, теперь явно желая во всем разобраться досконально.
– Я буду хорошим доктором, — просто ответил Пиф. — А еще я их бабушку выхаживал после инсульта и их животных. У Марата дорогая собака от чумы умирала, мы в четвертом классе тогда были, все ветеринары отказались, а я выходил. Вот Станислав Маратович меня и приметил. Я ж говорю, он все вокруг примечает и все к делу пристраивает. К тому же он сначала не хотел, чтобы Марат женился на Дуняше.