Авдотья и Пифагор
Шрифт:
Пиф особо не размышлял о достоинствах выбранного Николасом суденышка, по крайней мере, до той поры, покуда оно не дочапало до выхода из широкой бухты.
Вот там все разом изменилось. Откуда-то налетел ветер — на побережье полчаса назад царил полный штиль. Ветер засвистел в такелаже, а их посудинка начала ощутимо раскачиваться на приличной океанской зыби.
Рулевой показал рукой на единственное облачко, плывущее по пронзительно-синему небу, и что-то почтительно сообщил Николасу — оба матроса относились к нему с несказанным
– Они говорят, будет шторм, — озабоченно перевел хилер. — Несильный, но будет точно. Может, вернемся?
Первой мыслью Ольги было вернуться, слишком слаб ее муж, чтоб еще и со штормами бороться. А второй — что, если он сегодня не увидит Тысячу островов, то, может, и вообще их никогда не увидит.
Она посмотрела на мужа.
– Мы точно не потонем? — спросил переживавший за жену Богданов у Николаса.
– Точно, — улыбнулся тот. — Этот катер и девять баллов выдержит. Вопрос в пассажирах.
– Пассажиры — «за», — принял решение Александр Федорович.
Бывалые морячки оказались правы — шторм пришел. Волны приобрели симпатичные белые гребешки, однако, натыкаясь на них, катерок ощутимо скрипел, трещал и раскачивался.
Пассажиры каждый раз слегка пугались. Впрочем, видя спокойные, даже безмятежные лица матросов, быстро успокаивались тоже.
Еще через полчаса шторм стал уже конкретным. Посудинка скакала на волнах, как волчок. Матрос скрепил «пассажирские» стулья веревками и еще натянул дополнительные леера таким образом, чтоб пассажирам было за что держаться.
Ольга боялась, а Пиф и Богданов одновременно почувствовали какой-то неведомый ранее восторг — особенно когда морячки, желая поддержать дух вверенных им людей, гортанно и громко запели свои туземные песни.
Вот теперь стало по-настоящему здорово. Волны ревели, ветер свистел, матросы орали, не очень попадая в мелодию, зато вдохновенно.
– Сколько сейчас баллов — восемь, девять? — крикнул Богданов Николасу. Тот перевел вопрос рулевому — он же был капитаном суденышка.
– Между тремя и четырьмя. — Правда была успокаивающей, хотя и немножко обидной.
Еще через полчаса ветер стих, волны унялись, причем так стремительно, как будто их и вовсе не было. Солнце наяривало вовсю, стало жарковато. Матросы пластиковыми ведрами с привязанной к ним веревкой набрали за бортом воды и облили оставшихся в плавках и купальниках пассажиров.
А потом появились летающие рыбы. Конечно, все знали об их существовании, но одно дело — знать, а другое — наблюдать, как стремительная стрела, сантиметров под сорок в длину, а то и больше, вдруг вылетает из-под воды и летит как птица. Одна из таких стрел, сверкая живым серебром, плюхнулась прямо на палубу их лайнера.
– Тунец здесь кормится, вот они и выпрыгивают, — объяснил Николас прозаическую причину наблюдаемых восхитительных полетов.
Время прошло совсем незаметно — путешественники уже подплывали к архипелагу.
Может, конечно, островов было и поменьше, чем тысяча, зато все они оказались исключительно забавные. Большие и маленькие — от десяти метров в диаметре до приличных, с собственными бухтами, лесом и холмами — острова имели единую форму… гриба. Миллионы лет океанские волны подтачивали их снизу, прогрызая бока и выстилая дно отходами производства — белейшим коралловым песком, осколками раковин и гладко обточенными камнями.
– Здесь всегда штиль, — объяснил Николас. — Даже когда снаружи ураган.
Народу сначала вообще не было видно, их кораблик плыл между островами в гордом одиночестве. Потом глаз стал различать следы человеческого присутствия. Где-то мелькала бамбуковая хижина, где-то на прибрежной отмели чернела лодка, а на некоторых островах побольше имелись и причалы, и виллы, и обустроенные белоснежные пляжи.
– Куда будем высаживаться? — спросил Николас.
– А какие варианты? — уточнил Богданов.
– Можно с комфортом, а можно вообще на необитаемый остров.
– Лучше на необитаемый, — решил Александр Федорович.
В итоге пристали прямо к пляжу небольшого зеленого островка.
Их посудина-тримаран имела столь мелкую осадку, что добрались почти до берега. С носа сбросили плоскую доску-трап, чтобы можно было сойти, даже ног не замочив.
– Только туфли наденьте, — предупредил Николас. — Осколки кораллов очень острые.
На необитаемом острове они пробыли с полчаса, не меньше. И хотя Богданов сильно устал, уезжать не хотелось.
Все здесь было абсолютным. Если белый песок, то такой белый, что даже глаза уставали. Если прозрачная вода, то такая прозрачная, что вся активная подводная жизнь становилась доступной без погружения. А уж тень в основании «гриба», выгрызенного волнами, была настоящей тенью — стоило туда зайти, как сразу становилось прохладно. И еще — тишина. Когда люди вдруг разом замолкали, слышен был лишь шелест воды, набегавший на раскаленный песок.
Там же, на острове, перекусили: сэндвичи, помидоры, фрукты. Было необыкновенно вкусно, правда, после еды Богданова сразу потянуло в сон. Почти всю обратную дорогу он проспал — сначала сидя, а потом заботливые морячки соорудили ему отличную постель из надувного матраса и все той же выбеленной солнцем парусины.
В общем, отличная получилась прогулка. Понравилось всем, хотя у каждого были какие-то свои дополнительные соображения.
Пифагор размечтался о том, как покажет эти красоты Дуняше. Ольга мечтала еще раз посетить Тысячу островов не только с мужем, но и с маленьким Вовкой, а если повезет — то и со старшей дочкой. Богданов же был счастлив без каких-либо дополнительных пожеланий. И это чувство было бы абсолютным, если б не подозрение, что нынешние удовольствия — одни из последних, ему оставшихся.