Авдотья и Пифагор
Шрифт:
– А это почему? — теперь уже удивилась Ольга Николаевна.
– Станислав Маратович считал ее неинтересной партией для Марата.
– И Марат ослушался? — недоверчиво спросил Богданов. В его представлении ослушаться такого папу довольно необычно.
– Марат не может ослушаться, — улыбнулся Пиф, — потому что ему никто не может приказать.
– Даже отец? — Схема отношений в этой семье продолжала оставаться Александру Федоровичу непонятной.
– Даже отец, — подтвердил Пиф. — Марат всегда был самодостаточной личностью, и Станислав Маратович это всегда понимал.
– А каковы твои отношения с Маратом? — тихо спросила Ольга Николаевна.
– Никаких отношений, — вновь улыбнулся Пиф. — Он пока меня терпит. И тоже не считает соперником. Да, кроме Дуняши, он, по-моему, вообще никого не любит, разве что своих родителей и бабушку.
– Ты сомневаешься в том, что он любит своих родителей? — не понял Богданов.
– Марат — очень своеобразный человек, — вздохнул Пиф. — Я знаю его с самого детства — и то мало что могу о нем сказать. Дуняшу он любит, по крайней мере, пока она с ним.
– Последний вопрос, Дим, — помолчав, сказал Богданов. — Если не хочешь — не отвечай.
– Спрашивайте, — спокойно согласился Пиф.
– А почему ты уверен, что эта твоя Дуняша уйдет с тобой? Один раз она уже сделала другой выбор. Ты уж извини.
– Ничего, — честно простил Богданова Пиф. И так же честно ответил: — А я и не уверен, — сказал он. — Я же сказал, надеюсь.
– Понятно, — вздохнул Богданов. — В общем, тебе надо срочно разбогатеть.
– Вы неправильно о ней думаете, — мягко поправил Пиф. — Она очень-очень хорошая. Просто не всем же быть сильными.
– Санечка, ну что ты пристал к парню? — укорила мужа Ольга Николаевна. — Можно подумать, я для тебя в свое время была лучшая партия.
– Ты для меня в любое время — лучшая партия, — серьезно ответил Александр Федорович. А потом неожиданно жестко продолжил, причем так, как будто Пиф не сидел рядом с ними. — Этот парень мне нужен, — четко сказал Богданов, глядя на Ольгу Николаевну и говоря о Светлове в третьем лице. — И я сделаю все, чтобы он работал со мной.
Сейчас он почему-то здорово напомнил Пифу Станислава Маратовича, только играющего на его стороне. Возможно.
– А хочешь, пойдем погуляем? — резко сменив тему, вдруг предложил Богданов жене.
– А ты не устанешь? — обрадовалась она.
– Мне значительно лучше, ты же видишь, — еще больше порадовал он супругу.
Они встали из-за стола и, оставив Пифа в гордом одиночестве, неторопливо направились в сторону океана.
Вернулись лишь минут через сорок. И снова пациент приятно удивил будущего эскулапа: выглядел бодрым и совершенно не уставшим. Ай да хилер!
– Спать совсем не хочется, — сказал Богданов. — Пойдемте еще куда-нибудь завалимся. Есть же здесь какие-нибудь ресторанчики?
Заведение, в котором они ужинали, уже закрылось. Пансионат с хосписным уклоном явно не предназначался для изысканных вечерних развлечений. Ольга было забеспокоилась, что скажет Николас, но тот сам к ним подошел и, выяснив, в чем вопрос, дал добро на вечернюю тусовку. Даже направление указал — по тому шоссе, по которому они приехали, только не в обратную сторону, а как бы двигаясь дальше, в сторону городка Сан-Педро.
Богдановы и Пиф зашагали в обещанный ирландский паб — это было прикольно, особенно с учетом того, что, кроме них, европейцев было не заметно.
Идти пришлось по неудобьям: тротуары вдоль шоссейки оказались не предусмотрены. Слава богу, хоть пылью особо не надышались, поскольку машин проезжало мало: раскрашенные джипни уже все разъехались по гаражам, и мимо путешественников, грохоча, изредка проносились только ободранные пикапы да мотоциклетки-такси со смешной, слегка прикрытой пластиковой крышей коляской на двоих.
– Оленька, смотри, ногу не подверни, — остерег жену Александр Федорович.
Это было немудрено, когда встречные авто напрочь ослепляли идущих. Радовало только то, что сам Богданов, казалось, не устал вовсе, спокойно вышагивая впереди.
Вот и нарисовалась неоновая вывеска паба с изображенной на ней огромной красной пивной кружкой и совсем уж гигантским, почему-то ядовито-зеленым, лобстером.
Зал был небольшой, с потемневшей от времени некрашеной деревянной мебелью. И с открытой верандой, выходящей прямо к черневшему невдалеке океану. Народу полно, вновь пришедшие с трудом нашли себе свободный столик.
К ним тут же подошла официантка — милая девчонка-метиска, как потом выяснилось, дочка хозяина бара.
– Вы предпочитаете местную кухню или европейскую? — спросила она на безупречном английском.
Есть не хотелось. Ольга и Пиф ограничились зеленым чаем с пирожными, Богданов попросил пива. Ольга Николаевна вопросительно посмотрела на Пифа. Тот разрешающе кивнул: он получил исчерпывающие инструкции на этот счет от Николаса. Они сводились к единственному правилу: пусть делает все, что хочет, — имеет право.
Затем подошла жена хозяина, невысокая красивая филиппинка-тагалка лет сорока, стройная, с по-прежнему точеной фигурой. Она принесла чай, пирожные и темное пиво в тяжелой стеклянной кружке. Богданов с наслаждением погрузил губы в прохладную пену.
Потом отметился и сам хозяин, пожилой толстый ирландец, минимум лет на тридцать старше супруги. Он поинтересовался, всем ли довольны гости. После чего пожелал Богданову удачи и сказал, что Николас — несомненно, самый умелый после бога. Похоже, секреты в здешней местности недолго оставались секретами.
Оглядевшись, гости быстро поняли своеобразие местного сообщества. Почти все собравшиеся были семейными парами, причем идентично подобранными: европеец или гринго-муж и азиатка-жена. Как и в случае с владельцем бара, средний возраст жен был лет на двадцать пять — тридцать меньше среднего возраста мужей. Многие пары пришли с детками — веселыми, в основном белокожими детишками, но с заметно миндалевидными черными глазами. У детей тоже сложилась своя оживленная тусовка, и очень к тому же горластая.