Аверс
Шрифт:
На кухне Ника успела перехватить Льва возле холодильника. В ее семье не принято ухаживать за мужчинами, мама и папа старались поддерживать равные отношения. Нике такой вариант не подходил, и она вынуждена была подглядывать за бабушкой со стороны мамы, постепенно усвоив ее манеры. Деда практически кормили с ложки, он ничего сам не брал, полностью полагаясь на жену, не потрудился бы отрезать себе кусок хлеба, за праздничным столом бабушка сама наполняла его тарелку, гораздо меньше заботясь о себе, чем о нем.
Вовсе не безрукий Терновский, отчасти забавлялся, но ухаживать за собой позволял. Неожиданно в процессе ему понравилось. Девушка привносила в подачу еды некоторую эстетичность.
— Ты не будешь? — одно дело позволить подать на стол, совсем другое оставить ее стоять возле стола, как официантку или порабощенную женщину из замшелой восточной страны. Она ему не служанка.
— Я ела, — торопливо заверила девушка.
— Тогда посиди со мной, — благосклонно распорядился Лев, продолжая гнуть свою линию.
Поколебавшись, хотя выбора ей не оставили, девушка налила ему и себе чаю и села за стол, умостившись на краешке сиденья, готовая вскочить по первому знаку. Лев намазал себе тост тонким слоем масла, вприкуску к супу. Следующий ему сделала Ника, старательно скопировав его способ, чтобы масло просвечивало. К чашке чая она прикасалась крайне редко. Нижние удивительные существа. Опытный Терновский вроде бы пробовал почти все. Кто бы знал, что маленькие бытовые мелочи, заставят его почувствовать себя вельможной особой, царем горы. Надо признать, восточные мужики понимали толк в извращениях, заставляя женщин крутиться возле себя, всячески подчеркивая их старшинство. Плечи расправляются сами собой, подбородок выдвигается вперед, взгляд сияет и слепит. Жаль, не каждый заслуживает поклонения, как не подкидывай вверх куцекрылое ничтожество, орлом не воспарит.
На второе кусок мяса, приготовлен хорошо, но остыл и не совсем то, если с пылу с жару. Терновский следом за Бояриновым, пользовался кухней принадлежащего им загородного клуба, она выше всяких похвал, но сначала готовили, потом остужали, разогревали, часть вкуса неизменно терялась. Лев подумывал нанять повара и понимал, что обеспечить его работой не сможет: длинные рабочие дни, деловые обеды, частые командировки.
— Это из ресторана? — спросила Ника, рассматривая фарфоровую крышку судка с выдавленным на ней фирменным знаком, она примерно представляла во что обходятся заказы в подобных местах. — Я хорошо готовлю.
— Тебе заниматься готовкой необязательно, — твердо заявил мужчина.
— Что такого? — немного обиженно удивилась Ника. — Приготовить, полы протереть, обычные дела.
— Убирать в доме ты точно не будешь, — строго пресёк дальнейшее Терновский. — Насчет ужинов я не против, но не увлекайся. Хорошо?
Получив небольшую уступку, Ника больше не сопротивлялась. У нее не так уж много возможностей показать себя полезной и ей важно угождать Терновскому. Чай ее оставался едва теплым, когда Льва окончательно перестала интересовать еда и он полностью переключился на занятие поинтересней.
— В субботу поедем и купим тебе хорошие тапки, — пообещал Лев, помогая ей убрать со стола, в целом отнес тарелку и вилку по отдельности, зато воспользовался случаем и поприжимал девушку на пути от стола до посудомоечной машины и холодильника.
— Мне не холодно, — оправдывалась Ника, ей и не должно, полы с подогревом.
Нетерпеливо дождавшись, пока прекратит суетиться по кухне, взял ее за руку и повел за собой. Они возвращались в главную спальню. Ника наткнулась взглядом, скромно устремленным в пол, на скомканные трусики и стыдливо отвела глаза. Лев сел на кровать, оставив ее стоять очень близко от себя, между чуть раздвинутых
— Тебе идет нынешний костюмчик, выглядишь домашней девочкой, — негромко приговаривал мужчина, скинув с ее плеч халатик для начала, следом потянув атласную маечку. — Моей девочкой…
Оставив ее без всего, Терновский резко поднялся и начал раздеваться сам. Ника попробовала было отступить на шаг, дать ему и себе немного пространства. Лев недовольно прищелкнул языком и вернул ее на прежнее место. Так близко, что она чувствует тепло, исходящее от его тела, обнажающейся кожи. Никакие комплексы не запрещали мужчине снять одежду полностью. Он статный мужчина. Ника не хотела, так получилось, она смотрела прямо на его член, гордо вздымающийся и словно старающийся совсем уничтожить расстояние между ними. Льва ее пристальный интерес совсем не смущал, наоборот, показался недостаточным. Нагло улыбаясь, Лев взял ее руку и положил ее ладонь прямо на свой ствол.
— Обхвати, — скомандовал Терновский, она выполнила. — Нравится?
— Я…, — Ника судорожно сглотнула, на связный диалог прямо сейчас она явно не способна.
— Ладно, — сжалился над ней самоуверенный любовник. — Утром расскажешь.
Теперь он сам отодвинулся. Ника непроизвольно шагнула следом, продолжая крепко держаться за его член, как велено. Она стремилась выполнять приказы максимально дословным образом. Лев рассмеялся, не скрываясь и не имея ни малейшего намерения освободиться. Звук отзывался в ней волнами, мурашками, рассыпающимися в разные стороны от позвоночника, теплом и тяжестью внизу живота. Так сцепленные вместе нетривиальным образом, они расправляли кровать. В отличие от кухни, старался один Лев, девушка была полностью поглощена его поручением. Член твердый, но не безжизненно каменный, живой, подергивающийся, наливающийся еще больше, выпускающий капли влаги из уретры.
Ника мало что знала о мужчинах и их удовольствии. С одноклассником и Аркадием она выступал в качестве объекта, участницей не была. Ей ничего не показывали, не позволяли трогать, слишком похоже на оценку, хрупкая мужская душа может не выдержать. Она могла сосать, вернее подставлять рот грубым пробам запихнуть ей до самого горла. Она не кончала, сама виновата, сломанная, фригидная, но третий сорт не брак, сойдет, лишь бы подставлялась.
— Крепкие пальчики, Ника. Ты умница, — хвалил Лев полностью занятую новыми впечатлениями девушку. — Погладь меня.
Ника неловко провела рукой, больше похоже, что ласкала кота, не догадалась оставить пальцы вокруг и повести вверх-вниз, самым логичным образом.
— Моя очередь, — снова смешливо фыркнул Терновский и забрал ее на кровать, укладывая на спину.
Несколько последних лет он начинал одинаково. Медленно изучал тело, оказавшейся в его руках женщины. На самом деле искал, не оставляя не осмотренным ни одного сантиметра. Их больше, чем надеялся. Тонкий, едва незаметный, под волосами у левого виска. Почти безобидный, скорее всего родом из детства, на левой стопе, неудачно наступила на острое. Два длинных на спине, под лопаткой, относительно новые, сходить будут долго, но постепенно исчезнут. На сантиметр ниже под ними останется навсегда, грубый и рваный, давнишний, мог получиться от железной пряжки. Круглый от ожога на груди снизу, недалеко от соска, в прошлый раз не заметил из-за расположения. Сигаретные ожоги можно делать по-разному, здесь сигарету убрали быстро, след тоже не задержится. И самые страшные, на внутренней стороне правого бедра, чуть выше колена. Короткие и узкие, он насчитал девять, два особенно заметны, рубчатая ткань заживленных ран выразительней, не потому что было глубже других, просто слишком много раз по одному и тому же месту.