Август 1956 год. Кризис в Северной Корее

Ланьков Андрей Николаевич

С одной стороны, концепция «народной демократии» служила теоретическим обоснованием для необходимых компромиссов и позволяла учитывать местные особенности. Политически неизбежные отклонения от канонического социализма советского образца в рамках этой концепции легко оправдывались тем обстоятельством, что происходили они в странах «незрелого социализма». С другой стороны, теория «народной демократии» подчеркивала фундаментальное различие между полностью социалистическим Советским Союзом и еще не сформировавшимися «полусоциалистическими» обществами «строящих социализм» государств Восточной Европы и Восточной Азии. Таким образом, теоретически обосновывалось особое положение СССР и статус Москвы как лидера международного коммунистического движения и социалистического лагеря.

Политическая ситуация в КНДР на протяжении первого десятилетия существования режима «народной демократии» не очень отличалась от ситуации в странах Восточной Европы, хотя местная специфика, конечно же, присутствовала. К особенностям КНДР, в частности, относились: очень быстрое создание массовой марксистско-ленинской партии; решительная замена «старого» государственного аппарата и бюрократии; жесткая и весьма успешная атака на церковь и религиозные группы; специфический характер земельной реформы, сочетавшей резкое ограничение частного землевладения с относительно мягким отношением к «классовому врагу».

Некоторые из этих северокорейских особенностей являлись следствием китайского влияния, которое было достаточно заметным уже на ранних этапах северокорейской истории. Впрочем, преувеличивать значение местной специфики не следует. В целом, политическая и социальная структура Северной Кореи вполне соответствовала требованиям теории «народной демократии».

Национализация крупной и средней промышленности завершилась в КНДР на очень раннем этапе — еще в конце 1946 г. Мелкая частная розничная торговля и частное ремесло просуществовали, несмотря не некоторые ограничения, вплоть до конца 1950-х гг.

Непосредственно после окончания Корейской войны, в декабре 1953 г., доля частного бизнеса в розничной торговле составляла 32,5 %, но вскоре она начала сокращаться [4] . Коллективизация сельского хозяйства началась в 1954 г. и к декабрю 1955 г. 49 % крестьянских семей вступили в сельскохозяйственные кооперативы [5] .

Политику КНДР определяла местная марксистско-ленинская партия, известная как Трудовая партия Кореи. Как и в других социалистических странах, в Северной Корее формально существовали демократические выборные органы власти, в том числе выборный парламент — Верховное Народное Собрание. Однако на выборах всех уровней на одно место претендовал только один кандидат, кандидатура которого заранее определялась партийными органами соответствующего уровня. Сама партия также формально имела немало демократических институтов, являвшихся наследием более ранних, то есть досталинских (иногда даже доленинских) традиций революционного марксизма. Однако к 1940-м гг. все эти институты давно уже превратились в пустую формальность и никакой роли в реальной политической жизни не играли.

4

ChosOn chOnsa [Полная история Кореи]. Т. 28. Pyongyang: Kwahak paekkwa sajon ch'ulp'ansa, 1981. C. 187.

5

Официальные данные из: Nong Bphy Opdonghwa undong-uisungli [Победа движения за коллективизацию сельского хозяйства]. Т. 1. Pyongyang: ChosOn Nodongdang Ch'ulp'ansa, 1958. С. 34.

Важнейшей особенностью Северной Кореи было существование в руководстве страны нескольких четко выраженных политических группировок, фракций. Теоретически создание фракций осуждалось всеми ленинистскими партиями еще с начала 1920-х гг., и обвинение во «фракционности» было одним из самых серьезных. Однако это не означало, что руководство коммунистических партий на самом деле отличалось полным единством взглядов и не образовывало каких-либо коалиций.

В случае с Кореей проблемы фракционной деятельности всегда отличались особой остротой. Вся ранняя история корейского коммунистического движения представляла собой ожесточенную борьбу разнообразных группировок. На протяжении первой половины 1920-х гг. главной целью соперничающих фракций было официальное признание Коминтерна, превращавшее марксистский кружок или ассоциацию таких кружков в «настоящую», то есть международно признанную, коммунистическую партию. В течение нескольких лет Коминтерн пытался урегулировать постоянные конфликты, раздиравшие немногочисленное корейское коммунистическое подполье и корейскую левую эмиграцию. В конце концов эту задачу удалось решить, и весной 1925 г. при посредничестве Коминтерна представители соперничавших группировок смогли договориться о создании Коммунистической партии Кореи. Однако просуществовала партия недолго. Фракционная борьба в ней продолжалась с прежней силой, и соперники досаждали руководству Коминтерна в Москве своими жалобами и доносами. В результате в декабре 1928 г., после того как даже вмешательство Коминтерна не смогло примирить противников и смягчить напряженность, руководство Коминтерна пошло на необычный и весьма радикальный шаг — оно официально распустило Коммунистическую партию Кореи.

Все попытки восстановить партию, предпринимавшиеся в 1930-х гг., сталкивались с той же проблемой — бесконечная вражда фракций, которая разгоралась от малейших политических или идеологических разногласий, а чаще всего отражала столкновения амбиций руководителей. К моменту падения японского колониального режима в августе 1945 г. в Корее не существовало организованной Коммунистической партии. В стране действовали только небольшие подпольные группы левого толка, заметно более многочисленные на юге, особенно в Сеуле, традиционном политическом и культурном центре Кореи.

Таким образом, дух фракционизма, позднее известный как «чонь-пхачжуи», был характерным признаком корейского коммунистического движения до 1945 г. Эта особенность политической культуры наложила свой отпечаток и на историю Северной Кореи. К 1945 г. в северной части страны, неожиданно оказавшейся под советским контролем, не было ни влиятельных коммунистических организаций, ни коммунистических лидеров общенационального значения. К августу 1945 г. практически все видные коммунистические деятели страны действовали в Сеуле, который оказался в зоне американской оккупации. Поэтому, когда после 1945 г. советское руководство попыталось создать дружественное (желательно — коммунистическое) правительство в оказавшейся под контролем СССР северной части страны, ему пришлось искать коммунистов корейского происхождения за пределами собственно Кореи и организовывать их спешное возвращение на историческую родину. Это означало, что северокорейская политическая элита в первые годы существования КНДР почти целиком состояла из людей, прибывших из разных стран и накопивших к 1945 г. весьма несхожий политический и жизненный опыт.

В августе 1946 г. в результате объединения Коммунистической партии Северной Кореи и Новой народной партии Северной Кореи была создана Трудовая Партия Северной Кореи, руководство которой включало в себя четыре группировки. Эти группировки не только сильно различались по социальному, культурному, образовательному уровню своих членов, но и имели во многом различную политическую ориентацию. При этом членство в той или иной группировке определялось не столько личным выбором политика, сколько его биографией — в первую очередь тем, где он жил и чем занимался до 1945 г. Известно всего лишь несколько случаев, когда фракционная принадлежность того или иного политика вызывала сомнения. Такая неопределенность была следствием некоторых уникальных обстоятельств его биографии.

При этом надо отметить, что фракции существовали именно в руководствепартии и государства, то есть в Центральном Комитете, в аппарате Кабинета Министров, среди армейского командования. Они являлись образованием правящей верхушки, и численность каждой из них измерялась лишь сотнями человек (130–140 человек в «партизанской фракции», около 150–200 — в советской, около 500 — в яньаньской) [6] . Основная масса членов партии, численность которой на 1957 г. достигла миллиона, в эти группировки не входила: рядовые члены и кадровые работники низшего звена были местными корейцами, которые до 1945 г. никакого отношения к коммунистическому движению не имели. Однако в руководящих органах партии и государства, в первую очередь в ЦК, военном командовании и руководстве провинциальных парторганизаций практически все заметные посты в середине 1950-х гг. занимались ветеранами коммунистического движения, которые непременно принадлежали к одной из четырех группировок.

6

Оценка численности выходцев из Южной Кореи в руководстве КНДР, см.: Запись беседы В. А. Васюкевича (первый секретарь посольства) с Пак Чан Оком (секретарь ЦК ТПК), 4 апреля 1953 г. Архив внешней политики Российской Федерации (АВП РФ). Ф. 0102. Оп. 9. Д. 9, папка 44. По поводу численности партизанской группировки, см. известную работу Вада Хару-ки: Wada Haruki. Kim II SOnng-gwa manju hang'ilch Onjaeng [Ким Ир Сен и антияпонская война в Маньчжурии]. Seoul: Ch'angjak-kwapipyOnsa, 1992. С. 294–298.

При цитировании материалов из архива, которые сыграли особую роль в написании данной работы, мы придерживаемся следующих принципов. Во-первых, имена участников бесед в сносках записываются так, как они записаны в оригинальном документе. Во-вторых, в скобках указываются должности обоих собеседников — опять-таки так, как они указаны в оригинале. В-третьих, в цитатах не проводится никакой правки, они приводятся с сохранением орфографии и пунктуации оригиналов.

Среди четырех фракций в первые дни освобождения наиболее активно проявила себя «внутренняя» (или «подпольная») группировка. Она состояла из бывших коммунистов-подпольщиков, действовавших до 1945 г. на территории собственно Кореи. Эти люди были похожи на советских «большевиков старой гвардии» или же на восточноевропейских «старых подпольщиков», то есть тех коммунистов Восточной Европы, которые в годы войны действовали непосредственно на оккупированной территории. Пронесенная через всю жизнь верность коммунистическим идеям сочеталась у этих людей с высоким интеллектуальным уровнем и образованностью — в своем большинстве они стали марксистами в двадцатые годы, обучаясь в японских университетах (вузов в самой Корее тогда почти не было), а для того, чтобы попасть в такой университет, требовались незаурядные способности.