Август. Первый император Рима
Шрифт:
Именно такие мысли занимали его ум. Но ему следовало подумать и о другом: он был не простым человеком, но главой огромного хозяйства, от него зависели жизнь и счастье многих людей, чьими правами он не мог пренебречь. Поэтому он позволил своим слугам убедить себя продолжить путь в Кайету, где еще раз сошел на берег, чтобы побывать в своем формианском имении. Вследствие своей необоримой привычки к эпиграммам он говорил, что ему следует умереть на земле, которую он столько раз спасал. Слуги видели, что он устал и утратил надежду, но он, несомненно, бывал таким и прежде, и они посадили его в паланкин и направились к кораблю. Они молча шли по его владениям. Едва вышли за пределы имения, как появились солдаты. Птичка улетела, но нетрудно догадаться куда, [22] и погоня устремилась к морю.
22
Есть
Офицер, командовавший отрядом, был из породы людей, которые в истории прославились тем, что принадлежали к племени Иуды. Его звали Попилий Лаена. Цицерон однажды защищал его в суде и спас от обвинений в смерти отца; и этот человек теперь поставил себе целью погубить его. Цицерон был хорошим хозяином. Рабы опустили носилки и приготовились сражаться. Он видел их рвение. Его невозможно было спасти без кровопролития, а он больше не ценил столь дорого свою жизнь. Опершись на носилки, глядя на поля и виноградники, которые простирались насколько видел глаз, спускаясь к голубой Кайетанской гавани, там, где Исхия лежит в отдалении и голубые горы Неаполя подступают к горизонту, он дал себя убить. Убийца, наверное, был не очень опытным, или он нервничал, или слишком возбудился, или его смущало окружение — во всяком случае, ему пришлось ударить мечом три раза, прежде чем упала голова. По приказанию Антония руки Цицерона, особенно рука, написавшая «Вторую филиппику» с подстрекательством к убийству, были отрезаны, и с этими дарами Попилий Лаена возвратился в Рим.
Марк Антоний на Форуме проводил заседание народного собрания, окруженный толпами людей, когда прибыл Попилий Лаена; он издалека подал знак о своем прибытии, и перед ним сразу расступилась толпа; счастливый Антоний возложил ему на голову золотой венок и в дополнение к награде миллион сестерциев. Голова Цицерона была выставлена на рострах вместе с обеими руками; говорят, тогда Антоний заявил, что проскрипциям конец, поскольку они ему больше не нужны.
И действительно, в основном проскрипции нацелены были на Марка Тулия Цицерона. Старый Варрон скрывался, пока все это не закончилось, и никто его не выдал. Напротив, его друзья дрались за честь его защищать. Одной из особенностей этих проскрипций, насколько могла видеть публика, было то, что Октавиан сдал Антонию Цицерона; Антоний — Луция Цезаря, брата своей матери; Лепид — своего брата Павла, и греческий биограф Плутарх несколько раз ужаснулся нечестием этой хладнокровной сделки. Он напрасно так сокрушался. Внесение в списки Луция Цезаря и Эмилия Павла было не чем иным, как притворством и ширмой, с помощью которого другие члены комитета спасали Октавиана. Мать Антония позаботилась о своем брате, и однажды, когда сочла это необходимым, она поговорила с Марком, и тот просто проворчал что-то, извинился и закрыл дело. Павел также пережил проскрипции. Никто и не собирался его трогать, а когда все закончилась, оказалось, что он весьма комфортно проводит время в Милете; и ему это так понравилось, что он решил поселиться здесь. Мессалла Корвин был помилован и при Августе дорос до полководца высшего ранга. Отличительной чертой этих проскрипций было то, что множество занесенных в список сумели избежать их. Комитет не выказал ни малейшего желания их преследовать.
Истинная цель этих проскрипций была изложена в объяснительном уведомлении, которое мы цитировали: они должны были не уничтожить партию, но оставить Италию в относительной безопасности, пока триумвиры поведут свои войска за море, чтобы сразиться с Брутом и Кассием. Их цель была бы выполнена и в том случае, если бы лидеры оптиматов уехали из страны и оказались в лагерях Брута и Кассия. Им гораздо удобнее было бороться с ними там, а не в Риме. Комитет гораздо лучше нас помнил события собственной истории. Он, несомненно, помнил и обстоятельства, помешавшие Цинне пересечь Адриатическое море и встретиться с Суллой, в результате Сулла с войском вторгся на территорию Италии и развязал войну. У них не было никакого желания повторять эту историческую ошибку. Они рассчитывали оставить позади мирную и безопасную Италию и сражаться с Брутом в Македонии.
Чтобы осуществить эту цель, нужны были деньги. Как и Сулла, Кассий выкачивал средства из азиатских провинций. У комитета были лишь бедные европейские провинции, причем некоторые были у Секста Помпея. Если бы можно было собрать деньги, продав конфискованные имения, как когда-то сделал Сулла, проблема была бы решена. Однако инвесторы помнили, как ненавидели тех, кто скупал поместья, конфискованные Марием. Поэтому желающих не нашлось. Для начала ведения военных действий триумвирам не хватало 800 миллионов сестерциев.
Комитет решил потребовать возврата собственности, удерживаемой женщинами, чтобы обложить ее налогом. 1400 богатых женщин получили уведомления. Женщины сразу начали действовать. [23] Поскольку это почти единственный случай поближе узнать некоторых женщин, которые затем сыграют важную роль в истории, стоит немного на этом задержаться. О сестре Октавиана Октавии мы уже кое-что знаем, так же как и о Юлии, матери Марка Антония. Обе сразу принялись защищаться, как могли. Фульвия, жена Антония, весьма недружелюбно приняла депутацию женщин, и этого мы также могли ожидать. Фульвия была женщиной умной и способной, но индивидуалисткой. Когда она была замужем за Клодием, Клодий был великим. Теперь, когда она была женой Антония, Антоний был великим. Клодий плохо кончил, и мы все знаем, что ждало впоследствии Антония. Этот ее индивидуализм, заставивший поставить интересы ее мужа выше интересов своих соплеменниц, в дальнейшем сильно повлияет на ход событий. Вмешательство Октавии и Юлии заставило комитет, хотя и без особого желания, выслушать делегацию женщин.
23
Римские женщины того времени находились совсем в другом положении, нежели в XIX в. Они (это можно видеть из рассказа о Клодий и Доброй богине Плутарха в жизнеописании Цезаря) имели свои организации, независимые от мужских; коллегия весталок была самой влиятельной в городе. Она в свое время смогла повлиять на Суллу, и этого уже достаточно, чтобы понять, насколько они были могущественны.
От имени делегации говорила Гортензия, дочь оратора Гортензия, главного соперника Цицерона. Речь, которую историк Аппиан вложил в ее уста, заслуживает внимания. Отметив неприглядные манеры Фульвии, Гортензия сказала, что триумвиры отлучили их от отцов, мужей и сыновей, которые должны были о них заботиться. Если они, женщины, чем-то навредили комитету, то пусть их внесут в списки, а если нет, то почему они должны делить наказание, если не делят с мужчинами вину? Они отказываются платить, потому что не получают, как мужчины, привилегий и должностей и не участвуют в общественной жизни. Причина, по которой их облагают налогами, — ведение войны — также не может быть принята всерьез, поскольку войны велись всегда, но с женщин никогда не брали налогов. Если в прошлом женщины вносили свой вклад в войну, они это делали добровольно, из своей личной собственности, но не со своих поместий и приданого, которые необходимы им для достойного существования. Никакая опасность не грозит сейчас их государству. Если галлы или парфяне придут, женщины последуют примеру своих матерей, но они не желают добровольно оплачивать гражданскую войну. Ни Марий, ни Сулла, ни Цинна, ни Помпей и ни Цезарь никогда не облагали женщин налогом, это сделал лишь нынешний комитет, обещавший реорганизовать государство.
Комитет, недовольный этой речью, приказал ликторам выставить делегацию. Поскольку Фульвия уже выказала свое отношение, можно предположить, что именно Антоний проявил столь явное недружелюбие, а его коллеги, поняв, что аудитория одобрительно восприняла речь Гортензии, поспешили его сдержать. Аплодисменты Гортензии означали, что женщины выиграли. После дальнейших совещаний комитет сократил число женщин, чье имущество облагалось налогом, с 1400 до 400. Они пополнили казну, заставив всех мужчин, владевших собственностью выше определенного максимума, отдать в казну сумму в размере одного годового дохода и одолжить государству два процента их капитала. С помощью этих мер были собраны деньги, необходимые для ведения войны в Македонии.
Покончив с приготовлениями к войне, Антоний и Октавиан должны были выступить походом в Македонию, оставив Италию на попечение вновь избранных консулов Лепида и Планка. Октавиан, хоть и занял столь высокое положение, еще не мог спокойно почивать на лаврах. Ему нужно было навсегда закрепить за собой положение, которого он достиг.
Глава 6. Все вновь сходятся при Филиппах