Август. Первый император Рима
Шрифт:
Марк Антоний был опытным воином, и если он сегодня терпел поражение, то это означало, что никто другой на его месте не смог бы поступить лучше. Всю свою армию Гирций двинул против двух легионов Антония и разгромил противника. В самом конце сражения Гирций погнал Антония с солдатами назад к его укрепленному лагерю, штурмовал его и поджег. Невдалеке от палатки Антония Гирция убили. Но рядом оказался Октавиан с резервом, он-то и выбил из лагеря сторонников Антония. В соответствии с традицией, именно Октавиан подхватил мертвое тело убитого Гирция. В ту ночь 21 апреля 43 г. до н. э. Марк Антоний с остатками своей армии бежал к Паду.
Панса умер в Бононии на следующий день, через неделю после полученного ранения.
Если сражение при Форуме галлов изменило ситуацию, то Мутинское сражение
Немногим удавалось подняться к вершинам без вмешательства фортуны. Не стоит поэтому удивляться, что будущему Августу сопутствовала удача. Многие в то время воспринимали его лишь как юношу и не могли поверить, что Гирция и Пансу убили в бою. Удача была слишком велика, чтобы быть правдой. С чего бы это им погибнуть именно в тот момент, который был наиболее благоприятен для Октавиана? Распространился слух, будто Гирция убили его же воины, но по чьему наущению? Врача, лечившего Пансу, арестовали по подозрению в том, что он поспешил объявить о его смерти, последовавшей именно в результате его лечения. Но когда дошло до дела, ни у кого не оказалось конкретных доказательств подтасовки. Марк Брут защищал врача Гликона, которого характеризовал как высоконравственного человека.
Возможно, что и сами эти выгоды для Октавиана существовали больше в умах наблюдателей, чем в действительности. В девятнадцать лет невозможно командовать армиями и направлять политику без помощи более взрослых и опытных людей. После пятидесяти лет неустанных трудов и успехов гений Августа перестали подвергать сомнению, и стало ясно, что это был не романтический гений молодости; он всегда обладал такими чертами гениальности, которые привлекают к нему талантливых людей, и они работают вместе над осуществлением общей цели. Молодому Октавиану нужен был опыт и помощь таких людей, как Гирций и Панса; он мог полностью доверять им, поэтому их смерть ни с какой стороны не была ему выгодна. Он попал в гущу событий таким образом, что едва ли и сам был рад.
Удивительно то, что он спокойно принял положение, в котором оказался. У него все еще оставались советники, а изоляция, в которую он попал, привлекала к нему интерес ветеранов Цезаря, которых он теперь возглавлял. Их рвение удвоилось, усиленное отцовским чувством, которое они к нему испытывали. Вожди партий сторонников Цезаря в Галлии и Испании, наблюдавшие за борьбой в Мутине, начали яснее понимать направление предстоящих действий. Они не были готовы к тому, чтобы Антоний совсем ушел со сцены; однако теперь они видели, что и Антоний не готов стать истинным лидером партии. Мутинское сражение показало силу и возможности Октавиана.
Тем временем Марк Антоний собрал остатки своей разбитой армии и без промедления двинулся на северо-запад через всю Италию. У него оставался ещё один легион в хорошем состоянии и сильная конница, которая могла защитить невооруженных людей, которых он вновь набирал под свои штандарты после поражения. С ними он собирался воссоединиться с вождями партии сторонников Цезаря в Галлии и Испании. Трудно сказать, что сталось бы с разбитыми силами Антония, если бы Гирций все еще командовал армией и стал преследовать отступающую армию противника. Но Гирций был мертв; а Децим Брут после трехмесячной голодовки и без скота и лошадей не мог предпринять такие действия; кроме того, было совершенно ясно, что и Октавиан не собирается этого делать. У Октавиана хватало других дел.
Октавиан до последней буквы завершал дела, за которые брался. Самый невероятный оптимист едва ли мог предвидеть, что через четыре месяца он сломит военное сопротивление Антония, заставит его искать убежища на границах Галлии и возьмет на себя командование освободительной армией в Мутине. Совершенно ясно, он привлекал на свою сторону людей, учитывая все точки зрения. Был ли его успех чистой случайностью или он был гениальной личностью? Было четыре возможных варианта, что Октавиан, как соломинка, будет вовлечен в дела по выполнению воли Цезаря и его планов. Успех во многом зависел от ответов различных партийных группировок: то ли гражданская война, то ли гражданский мир, укрепление государства, процветание или нищета тысяч людей, от этого зависящих.
Письма Децима Брута Цицерону обнаруживают наличие сильного подводного течения, которое теперь влекло Октавиана в противоположную сторону от союза с Цицероном. Децим писал, объясняя причины и обстоятельства, по которым он не смог одержать победу над Антонием. У него было большое войско, но оно было истощено, и в любом случае это были плохо обученные люди, не хватало денег и снаряжения. Он хотел взять под начало 4-й и Марсов легионы, которыми раньше командовал Гирций. Цицерон отвечал, извиняясь за отсрочку ответа, и объяснял, что невозможность окончательного разгрома Антония полностью уничтожила надежды, которые он поселил в людях своими выступлениями. Столь велико было разочарование оптиматов, что люди усомнились в возможностях Цицерона и он теперь не уверен, сможет ли он убедить сенат в обратном. Требуемые Децимом деньги уже отправлены, однако Цицерон предупреждает Децима, что всякий, кто знаком с настроением в армии, уверял его, что эти два легиона — 4-й и Марсов — никогда не согласятся служить под его началом. Письмо заканчивалось на унылой ноте. Он надеется, что лидеры галльской и испанской партий не собираются воссоединяться с Антонием; но у него есть все основания полагать, что будет по-другому.
Если Цицерон предвидел возможность такого поворота дел, ясно, что он рассчитывал на худшее.
Истина состояла в том, что Цицерон взвалил на себя непосильную задачу, а Октавиан не доверял человеку, взявшемуся за нее. За эти четыре месяца до него доходили слухи, серьезно повлиявшие на его намерения. Вооружая его людей, чтобы свалить Марка Антония, Цицерон попутно активно содействовал вооружению Марка Брута и подстрекал его к наращиванию силы на востоке. Долабелла был убит. Кассий с одобрения сената собирал большую армию в Сирии. Брут столь же успешно действовал в Македонии. Зная об этом, Октавиан, как бы молод он ни был, не давал себя одурачить; он понимал, что его используют как орудие и, как только он уберет Антония, у него и его друзей будет очень мало шансов противостоять огромным армиям Брута и Кассия. Значит, надо идти на переговоры с Антонием. [14]
14
Существует рассказ (Аппиан, «Гражданские войны», III, 75) о том, что Панса перед смертью имел беседу с Октавианом и изложил ему все эти соображения. Историки всегда с подозрением относились к этому сообщению, и для этого есть причины, однако суть разговора Пансы сама по себе истинна.
В начале лета происходил активный обмен посланиями не только между Планком, Лепидом и Азинием Поллионом» с Цицероном, но и между вождями сторонников Цезаря и Октавианом. Последний полагал, что их легко можно уничтожить по отдельности, и считал, что если они выступят единым фронтом, то будут представлять собой самую большую силу в мире и смогут обсудить проблемы своих совместных действий. Он указывал на удивительное единство и сплоченность цезарианцев, которые сохранили свою организацию даже в гражданской жизни. Обращаясь к лидерам партии, Октавиан высказывался дружески не только о военачальниках, но и о рядовых членах. Один из полководцев Антония Деций, взятый в плен под Мутиной, а затем отпущенный, осмелился спросить при расставании, может ли он рассказать Антонию о том, как поступил с ним Октавиан. Как истинный дельфийский оракул, Октавиан ответил, что он всегда благоволил к разумным людям, а если приходится повторять, то глупцам лучше держаться от него подальше.