Авиация и космонавтика 2012 11
Шрифт:
Как всегда, в местных газетах появились объявления о предстоящем полете. Сообщалось, что Древницкий оказался в Казани проездом по пути на Шпицберген, где будет вести исследования воздушных течений и подготовку к экспедиции на Северный полюс.
Разумеется, это была одна из мистификаций, устраивать которые так умел Юзеф Древницкий. Неизвестно, как она повлияла на казанцев, намного ли больше было продано билетов в Панаевский сад, но вот на улицах, на крышах домов народа собралось видимо-невидимо. Сообщалось даже о несчастных случаях, когда двое не в меру любопытных горожан свалились с крыши
На 26 июля был назначен очередной полет. Ничто не предвещало аварии. Наполненный шар величаво колыхался перед сотнями зрителей. Древницкий уже взялся за кольцо парашюта, как вдруг (в зрелищной аэронавтике все обычно происходило вдруг) раздался громкий треск. Оболочка монгольфьера, недавно отремонтированная, не выдержала напора нагретого воздуха и разорвалась. Понятно, пришлось объявить об отмене полета. Хорошо еще, что шар лопнул на земле, а не на высоте нескольких десятков метров, на которой парашют помочь бы не смог.
Авария эта случилась, повторяю, 26 июля, а три дня спустя произошло то важное в жизни Древницкого событие, о котором уже было упомянуто: Юзеф Маврикиевич обвенчался с жительницей Казани Ольгой Николаевной Соколовой.
На полеты в Казань Юзеф Древницкий приезжал еще не раз: в 1900, 1909, 1910, 1912 годах. Не удивительно, что в газетах его стали называть «казанским авиатором».
После на редкость удачных полетов в Крыму я в 1900 году, весной, поехал в Екатеринослав, куда, само собою, отправил шар, парашют и прочий багаж.
Приехав в Екатеринослав, я справился на вокзале, прибыл ли мой багаж. Получил утвердительный ответ и успокоился.
Утром в назначенный для полета день я послал служащего на вокзал за багажом и, к моему ужасу, узнал, что багаж мой, сданный по одной квитанции, прибыл в Екатеринослав не весь: ящика с парашютом не хватает.
По наведенным справкам оказалось, что мой парашют ошибочно железной дорогой направлен в какой-то другой город, откуда доставят его обратно только дней через восемь-десять.
Без парашюта я побоялся совершить полет на монгольфьере, а потому отправился к местному полицмейстеру заявить о случившемся и о моем решении перенести полет до прибытия в Екатеринослав парашюта.
Полицмейстер и слышать не хотел о перенесении полета на другой день, мотивируя это тем, что предварительная продажа билетов на полет была весьма значительна, что публика соберется на место полета в громадном количестве, и отмена может вызвать недоразумение и скандал.
Я бросился было к губернатору, графу Келлеру, но последний оказался на стороне полицмейстера. Делать было нечего. Пришлось совершать полет без парашюта…
Во время наполнения шара ветер дул от реки, почему я не счел нужным надеть пробковый пояс. Но не успел я подняться на высоту трехсот метров, как шар попал в полосу противоположного ветра, и его стало быстро относить к разлившемуся на десяток верст Днепру.
Управлять монгольфьером нет никакой возможности. Воздухоплаватель предоставлен судьбе и может рассчитывать разве на счастливый случай и благоприятные обстоятельства. Приспешить или задержать спуск
Когда я с шаром очутился на середине широко разлившегося Днепра, холодные воды последнего стали оказывать на горячий воздух шара пагубное влияние, и шар стал с большой быстротой опускаться.
Видя, что неминуемо попаду в воду, а лодок на реке нет, я стал изо всей силы кричать стоявшим на берегу людям: «Лодку давай!». И к моему глубокому изумлению убедился, что или меня не услышали, или на стоявших на берегу напал столбняк.
Между тем я все быстрее и быстрее падал и, наконец, окунулся с головой в воду. Хотя я плавать совершенно не умею, но инстинкт самосохранения подсказал мне, что лучше, если я постараюсь выплыть из-под шара, который, как- никак, в наполненном виде довольно долго удержится на воде. Это мне удалось сделать, а затем я ухватился за оболочку шара, взобрался на него и так, подгоняемый ветром, поплыл.
А лодок на реке все еще не было: никому, очевидно, не приходила мысль поспешить мне на помощь.
К счастью, мой импровизированный челн отнесло к прибрежным кустам, где он и застрял, и у меня оказалась возможность выбраться на берег.
Как потом я узнал, стоявшие на берегу Днепра люди слышали мой зов, но плохо его разобрали. Им послышалось, что я кричу: «Водку давай!». И рассуждали вполне как будто резонно: как же ему-то туда на воздух водку подашь? Удивительное требование!..
< image l:href="#" />Панаевский сад в Казани
Деньги, зарабатываемые полетами, являлись для Юзефа Древницкого главным средством к существованию. Сборы же зависели от числа зрителей, купивших билеты на взлетную площадку. Вокруг монгольфьера устраивались сиденья в несколько рядов или расставлялись стулья.
Стоимость билетов была вполне доступной и практически не менялась в течение многих лет. Места в первом ряду, самые удобные для наблюдения за подготовкой шара к полету, стоили один рубль. Места во втором ряду – копеек шестьдесят. В остальных – сорок. Места стоя – копеек тридцать. Дети, учащиеся и нижние чины платили половину. Цены в зависимости от города, где устраивались полеты, могли колебаться.
В газетных объявлениях и афишах нередко можно было прочесть о том, как это интересно – своими глазами увидеть процесс наполнения шара, подготовку его к полету и, наконец, самый зрелищный момент – взлет монгольфьера с аэронавтом.
Но эти доводы действовали далеко не на всех. Многим, даже и вполне обеспеченным людям, жалко было расстаться с полтинником, не говоря уже о рубле. Они рассуждали: «Зачем платить, если полет и прыжок можно увидеть отовсюду и совершенно бесплатно».
В любом городе, где устраивались полеты, наблюдалась одна и та же картина: все пространство вокруг сада, ипподрома или велотрека, откуда производился взлет, все ближайшие улицы и площади были заполнены «даровой» публикой.