Авиатор: назад в СССР 12+1
Шрифт:
— Мне что с палубы прыгать, что с воздуха. А так, есть ещё возможность самолёт сохранить. У меня четыре изделия под крылом… важные, — ответил я.
Не знаю, звучал ли мой голос размеренно и спокойно. В груди же пока ещё всё сжато в комок.
— Включишь форсаж, и тебя развернёт на палубе.
— Рули направления в работе. Удержать получится, — ответил я.
В голове постепенно рождался план. Нужно только дождаться поддержки от руководства. Я и они прекрасно понимают, чем рискуют.
Пауза
— 321й… своим решением.
Я его уже принял.
— Понял. Готов к посадке. Разрешите снижение и заход, — ответил я.
— 321й, снижение по спирали до 400 разрешил. Контроль выпуска шасси, механизации, гака.
— Вас понял, доложу дополнительно.
Прибрал обороты работающего двигателя и начал снижение. Вертикальная скорость небольшая. Есть ещё время подумать и всё рассчитать.
Главное — выдержать режим снижения на глиссаде. Чтобы не порвать трос, скорость на посадке должна быть 240–250 км/ч. Даже с подвесками, при посадке на аэродром это сделать не сложно. Тут же, есть пока «небольшие затруднения».
Высота подходит к отметке в 1000 метров. Выравниваю самолёт и начинаю снижаться до расчётной высоты выхода на посадочный курс.
Пора начинать выпускать всё, что мне потребуется для посадки.
— Саламандра, 321й, на третьем. 400 занял, шасси аварийно выпущены, закрылки в посадочном, — доложил я, проведя все манипуляции с органами аварийного выпуска.
— Понял вас. Посадочный 15°.
Плавно выполняю разворот. Ещё раз посмотрел на давление в общей гидросистеме, чтобы окончательно принять свою судьбу. Вон она, посадочная палуба родного авианесущего крейсера! Смотришь, и понимаешь, как мало надо сейчас для счастья — полоса в пару сотен метров и два рабочих двигателя.
Солнце уже практически скрылось за горизонтом. Огни на палубе зажглись, обозначив мне полосу. Самолёт выровнял по осевой линии. Пока ещё оптическая система посадки не включилась.
— На палубе ветер встречный 10 м/с, — проинформировал меня руководитель полётами.
— Понял.
— Под управление посадки, — несколько удручённо произнёс руководитель полётами.
— Старт визуально наблюдаю, управляю. На курсе, выше 20, — начал управлять мной руководитель визуальной посадки.
На приборе скорость 260 км/ч. Это много для зацепа. Начинаю притормаживать, но вижу, что проваливаюсь.
Установлю 250 км/ч, чтоб наверняка не просесть. Тут и так ночью посадить непросто, а без двигателя и возможности повторного захода, совсем печально.
— Попотеем, а потом чаю попьём, — прошептал я про себя.
А вспотел ведь уже изрядно. Держать самолёт очень сложно. Рули направления постоянно в работе.
— 321й, готовность к посадке, — запросил у меня РВП.
— Гак, притяг, шасси выпустил аварийно, — доложил я.
— Понял. Жёлтый-зелёный, на курсе.
Чем ближе похожая на ёлку палуба, тем сложнее держаться на глиссаде.
Работаю рычагом управления двигателем. Ещё, ещё! Палуба стремительно движется на меня.
— Жёлто-зелёный, на курсе. Высоко идёшь.
— Понял, — проговариваю я, но так и задумано.
Постепенно выправляю положение. Лучше будет возможность пройти над палубой и уже тогда катапультироваться. Даже если удар об полосу будет сильнее обычного, стойки выдержат. У этого борта они и не такое выдерживали!
— Жёлтый-зелёный, слева 5. Подходишь к глиссаде.
Думать уже поздно. Только с посадкой. А в голове всё ещё мысль — только бы не провалиться перед кормой.
— Зелёный, слева 5! — громко сказал в эфир РВП.
Рад он тому факту, что я вышел на глиссаду снижения, но это ещё не всё. На ней нужно удержаться, а стрелка вариометра стремится к увеличению. Только бы не просесть!
— Зелёный, зелёный! Подтвердил!
Отжимаю ручку управления навстречу палубе. Мощный удар! Тело двинулось вперёд, а капли пота слетели с лица и брызнули на индикаторы.
Мгновенно толкаю РУД вперёд до отказа. Нос самолёта резко опускается.
Мягкий толчок в спину — включился форсаж левого двигателя. Самолёт стремится развернуться, но педалями удерживаю его ровно.
Перегрузка растёт. Кажется, сейчас ремни порвутся, и я вылечу через фонарь кабины прямиком в тёмную пустоту. Сколько же могут длиться эти мгновения?!
Перед глазами только огни палубы. Самолёт подкатывается к ним. Кажется, вот-вот сейчас оборвётся трос, и я, как из катапульты, вылечу с корабля.
Тяжело дышу, тело рвётся вперёд, но самолёт стоит на месте. Краем глаза уловил, что надстройка и стоянка с самолётами сбоку от меня. Я относительно них не перемещаюсь.
— Выключить форсаж! Обесточить самолёт! — услышал я долгожданную фразу.
Рычаг управления двигателем переставил на малый газ. Самолёт качнулся назад. Облегчённый вздох, и я отклоняюсь назад. Купаться в ночном море не пришлось.
— 321й, выключайтесь. С прибытием! — радостно сказал в эфир руководитель полётами.
— Спасибо! Всем спасибо!
Тут же на полётной палубе зажглось освещение. При выполнении посадки оно отключается, чтобы не мешать ориентировке при снижении.
Я открыл фонарь и увидел, как ко мне уже ломится толпа людей. Такое ощущение, что весь корабль сейчас рвётся меня поздравлять. А мне почему-то домой захотелось. Морской бриз мне напомнил тот самый запах сирени под окном дома во Владимирске.