Авиатор: назад в СССР 12+1
Шрифт:
Ничего не происходит, а напряжение растёт. Даже Морозов лишнего слова не сказал, а только докладывает, что у него на локаторе.
— Ничего. Есть метка в азимуте 20°. О, пропала опять, — и так уже минут 10.
Постоянно поглядываю на топливомер и понимаю, что возврат на корабль всё ближе.
В водах моря можно увидеть отдельные суда, идущие со стороны Ливии.
— 321й, контроль остатка, — запросил меня оператор с борта Як-44.
— Расчётный, — ответил я.
Выполняю ещё один проход, а на локаторе
— Серый, ты тоже думаешь, что сегодня ничего не будет? — спросил по внутренней связи Морозов.
Я посмотрел на локатор, а потом перевёл взгляд на малый ракетный корабль в нескольких километрах от нас. Идёт себе спокойно.
— Лучше пусть так и будет, — ответил я.
— 321й, Тарелочке, вижу за вами…
Что-то ещё произнёс в эфир оператор, но я уже этого не услышал.
Яркие лучи солнца показались из-за горизонта, но воздух разрезали другие «лучи». А именно — пунктиры зенитных средств.
— С воды работают! — сказал я в эфир и заложил правый крен.
Ещё манёвр по направлению, и очередь прошла совсем рядом. Откуда тут пулемёты появились?
— 321й, выше уходи, очередь! — прозвучал голос Ветрова.
Я развернул самолёт, но в поле зрения попалась ещё одна напасть.
— 014й, запретил работу. На коробочку уходи, — дал я команду Ветрову.
В последний момент заметил, что в нашу сторону летит ракета, извиваясь белой змеёй.
— Отстрел! — скомандовал я, выполнил переворот и ушёл на предельно-малую высоту.
Вдавило в кресло, перед глазами только водная гладь.
— Мимо прошла, — радостно произнёс Ветров.
А я вот ещё не радовался! Самолёт вывел в горизонтальный полёт, но не совсем удачно. Чуть было не спикировал на небольшой военный корабль, который продолжал отстреливаться крупнокалиберными пулемётами.
— Союзники не в курсе? — крикнул я в эфир, но там тишина.
Стрельба, правда, прекратилась. Разглядели нас, но проблемы не исчезли.
— Меня облучают. Сзади! — громко сказал в эфир Ветров.
Я посмотрел по сторонам, но пока ничего. Ни метки на локаторе, ни визуальных признаков ракеты нет.
— Отворот под 90°. Давай! — дал я команду Ветрову.
— Уже сделал. Не помогло.
— Давай влево, переворот и отстрел! — громко сказал я.
Смотрю, но пока ничего. Нас тогда чего не облучают? Ещё и солнце слепит. Вижу впереди, как небо озаряют вспышки ловушек, и к самолёту Ветрова приближается первая ракета. Отстрел ловушек. Взрыв!
Ещё одна на подходе, и снова разрыв. Третья отворачивает и уходит в сторону.
Ищу глазами Ветрова, но ничего. Вдалеке только показался силуэт самолёта, но не могу пока разглядеть чей борт.
— 014й, 321му, — запросил я в эфир Пашу, но ничего.
— Я взрыва не видел, — сказал Морозов по внутренней связи.
— 014й! — повторил я.
Тут же со всех сторон начали докладывать, кто и что видел. Ветрова вызывают на связь, а он молчит. Такого не может быть. Я всё видел, и попадания ракеты не было.
— Тарелочка, 321, снижаюсь, чтобы посмотреть внизу, — доложил я.
Только я собрался отклонить ручку влево и уйти со снижением, как вдруг в зеркале показался знакомый силуэт самолёта МиГ-29.
— Не надо, — тихо проговорил Паша.
— Чего молчал?! — выругался в эфир Морозов.
Меня тоже напрягла эта ситуация, но Коля не смог сдержаться.
— Мне слова не дали сказать. Всем интересно, как у меня дела, а я даже кнопку не могу нажать. Тряхнуло здорово, — доложил Ветров и пристроился справа.
Я слегка сбросил скорость, чтобы встать позади Паши. Пристроился снизу, осматривая фюзеляж на предмет повреждений. Никаких следов поражения не было.
— Борт норма?
— Точно так, — ответил Ветров.
— Тарелочка, 321й, что дальше?
— Назад! Хватит! — громко прокричал в эфир кто-то.
Разобрать, чей именно был голос сложно. Вполне можно представить, что это был Седов.
Пока возвращались, я продолжал смотреть на локатор, но там опять ничего. Уже на подлёте к кораблю, в эфире были слышны нервные команды.
— Всем на посадку. Как приняли? — повторял руководитель полётами.
Понятно, что в чём-то мы ошиблись, когда планировали весь план отражения нападения. Но собирались ли американцы выполнить его сегодня на самом деле?
После посадки, я зарулил на стоянку и продолжил задумчиво сидеть в кабине.
— Чего не выходишь? — спросил у меня Морозов, который уже стоял на стремянке.
— То ли я чего-то не понимаю, то ли нас сегодня переиграли, — ответил я, снимая перчатки и укладывая их в шлем.
— По мне, так начальство переиграло само себя. Зачем нужны были эти все дежурства ночные? Только зря просидел в кабине с чаем и вкусняшками, — расстроено сказал Николай.
Уж такие жертвы и, правда, были напрасные. Зачем вообще мой напарник сидел, если бы мог спокойно вместе со мной быть в каюте в полной готовности к вылету. Без меня бы он всё равно не взлетел, как и я без него.
Морозов продолжал ворчать, обвиняя технику на самолёте в неисправностях. И, похоже, назревал большой скандал.
Коля продолжал грубить, возмущаться, тыкать в конус и подвешенные контейнеры аппаратуры РЭБ. Завёлся не на шутку.
— Постоянные помехи. Вот как взлетели, раскрутились, и всё в ложных метках, — возмущался Морозов, размахивая руками.
— Посмотрим, Николай…
Коля замахнулся шлемом на собеседника. Тот успел отскочить назад, чтобы не схлопотать удар столь тяжёлым снаряжением.