Авиатор: назад в СССР 4
Шрифт:
— Виноват. Я просто после полёта в ВКК…
— Фамилия твоя, клоун? — не дослушал он меня.
— Родин.
— Ты чей, Родин? Не учили тебя представляться, как следует? — продолжил меня допрашивать этот неприятный тип.
Волосы зализаны назад, нос картошкой и взгляд, как у маньяка-убийцы. И чего доколебался до меня?
— Виноват, но вашего звания и должности не знаю.
— Ты оборзел, курсант Родин? — продолжал играть на публику «картофельный нос». — Одевайся, и пойдём со мной к командиру эскадрильи. Кто у тебя?
— Подполковник Ребров.
— Третья «алкашная». Понятно тогда. Вечно вы своего командира подставляете. А ну дыхни на меня. Может ты уже успел потребить?
Насчёт «алкашной» звучало обидно. Да ещё и стоять в трусах и майке было уже некомфортно.
— Вы позволите, я пойду, оденусь? — сказал я, пытаясь пройти мимо этого человека.
— Дыхни, сказал, курсант! — воскликнул он, схватив меня за плечо.
Вот бы сейчас выкрутить его кисть и посмотреть, как он будет выкручиваться. А нельзя, офицер, всё-таки. Наверняка ещё и дипломированный. Надоел он! Освободиться как-то надо от его гнёта?
Вспомнил! Капитан Гнётов из первой эскадрильи. Старший лётчик-инструктор и редкостная мразь по рассказам других курсантов.
— Не буду я дышать. Я не употреблял, и не надо нашу эскадрилью называть «алкашной». Она, между прочим, по лётной подготовке впереди вашей и остальных. И прозвище «пьющая» ей не мешает. Ваша, первая эскадрилья, на месте под кодовым названием 21?
— А ты значит вспомнил кто я? Прекрасно. Собирайся и пошли к командиру твоему.
Со спины Гнётова показалась физиономия Валентиновича. Командир звена тут же нахмурил брови, видя подобную сцену.
— Идти не надо никуда, товарищи. Здесь я уже, — сказал он, выходя перед Гнётовым.
— Роман Валентинович, вот учу вашего курсанта манерам. Внешний вид заметил, какой у него?
— Григорий Максимыч, у вас других дел нет, как вот только моих курсантов за трусы ловить? — усмехнулся Новиков. — Родин, на высотку, а то простудишься… в каком-нибудь месте.
— Я с ним не закончил, Валентинович, — возразил Гнётов.
Сначала я немного застопорился, увидев меняющееся лицо Валентиновича. Он всем видом мне показывал, что недоволен моим торможением.
— Курсант Родин, шагом-марш на «высотку», — дал мне команду Новиков, и я не смел задерживаться ни на секунду.
Как-то эта беседа не сильно у меня отложилась в голове, поскольку сегодня предстояли ещё куча селекторов. На очереди был разговор у Доброва после ужина.
Состоялись эти переговоры в четырёхсторонем формате в кабинете командира. Он знал мою версию событий и материалы объективного контроля. Теперь же предстояло сделать выводы. Предварительные, конечно.
— Итак, что в итоге. Разрушение фонаря, разгерметизация, растрескивание смотрового щитка гермошлема курсанта, — продолжал Добров перечислять весь список бед, свалившихся на меня сегодня. — Частичный отказ радиосвязи, отказ курсового прибора и высотомера. Это в воздухе.
— Товарищ командир, сегодня курсант Родин полностью подтвердил поговорку «беда не приходит одна», — сказал Ребров, сидевший за столом напротив Доброва.
— Согласен. Ну и на закуску — обрыв тормозного парашюта и отказ тормозной системы. Ничего не пропустил, Сергей Сергеевич? — спросил он у меня.
— Никак нет, товарищ полковник.
— А всё-таки пропустил. Да, Иван Фёдорович? — обратился Добров к Швабрину.
— Посадка с аварийным остатком, — сказал Фёдорович.
Вот так номер! Швабрин очень рисковал, пытаясь мне помочь. Он же был не один в самолёте, и тем не менее пошёл на выручку. С моими приборами было бы сложно зайти на посадку, вот он и вызвался лидером ко мне.
— Ладно, со старшим лейтенантом Швабриным поговорим отдельно. Есть что добавить у командира эскадрильи? — спросил Добров у Реброва.
— Никак нет. Мы отдельно обсудим этот случай на полном разборе в эскадрильи. Действия обоих считаю правильными, товарищ командир, — сказал Вольфрамович, взглянув на нас.
— Да. По мне так главное, что все живы и здоровы. Самолётов, если что, нам промышленность ещё построит, если этот не починим. Оба свободны, отдыхать, — произнёс бодро командир и подошёл к нам, чтобы пожать руку каждому.
За дверями кабинета, мы перекинулись парой фраз с Фёдоровичем, пока ждали Реброва.
— Спасибо, Иван Фёдорович. Выручили, всё-таки, — начал я первым обсуждение.
— Не стоит. Это было нужно.
— Вы уж не обижайтесь, но ведь меня могли и «по командам с земли» завести на посадку. Возможно, не нужно было рисковать? — спросил я.
— Об этом в тот момент не думал. Может, и слишком было рискованно, однако все сели и хорошо…
Из кабинета командира выскочил Ребров, которого снова накрывала краснота. Пару секунд молчаливой сцены нам потребовалось понять, что он отправляет нас в свой кабинет. Здесь он продолжил молчать и только вопросительно смотрел на нас.
— Я не знаю, как так получается у меня, товарищ подполковник, — сказал я, и Ребров смиренно кивнул головой. Далее он начал сверлить взглядом Швабрина.
— Все на земле, а это главное. Вывод командира полка, Гелий Вольфрамович, — сказал мой инструктор.
— Здесь соглашусь. Я сейчас о другом. С полётом мы разобрались, а вот что будем дарить товарищу Рыжову?
Совершенно вылетело из головы сегодняшнее радостное событие. Тёмыч стал отцом!
— Командир, стандартная такса на покупку детской коляски, правильно? — спросил Фёдорович.
— Да я уже и не помню, сколько стоит коляска. Мои уже выросли давно. Родин, сколько нынче коляска стоит? — спросил у меня Ребров.
Нашёл кого спрашивать! Детей только на расстоянии видел.
— Не могу знать, товарищ подполковник. Мне такие заботы пока не грозят.
— Эх, вот и не заметишь, как и твоё время придёт по ночам не спать, а утром на полёты вставать невыспавшимся. Я это прошёл и знаете что, птенцы Белогорского гнезда? — Ребров подошёл к сейфу, повернул ключ, мощно пнул его и тот послушно открылся. — Это самое замечательное, что может с вами случится.