Авиатор: назад в СССР
Шрифт:
В мо"e первое поступление было именно так. Ты понимаешь, что песни, пляски, розовые юбочки и каблучки остались за забором. Сейчас смотрю на Рыжова, сидящего рядом, и вижу, что ему не до смеха.
— Да не кисни. Всё будет нормально. Ищи во всём плюсы, Т"eма, — сказал я, заметив несколько потухший взгляд в его глазах.
— И какие же плюсы в таком постриге? — спросил он.
— Как минимум, расч"eсываться не надо будет, — сказал я и немного развеселил своего товарища.
Пока стригся, расположение постепенно покидали, те, кто
Помню себя, когда вот также как и эти ребята уходил из училища. По своей собственной глупости, решив показать Саше Кабанову, что он не прав. Обострилось чувство справедливости, пересилившее желание покорять пятый океан.
Вскоре, было объявлено построение. На плацу перед казармой нас собралось огромное количество. Пока ещё все в своей одежде, но это не надолго.
Перед строем вышло несколько офицеров и два прапорщика. Были среди них и Неваднев, и Мозгин, и даже два подполковника. Видимо, наш комбат и его замполит.
— Смирно! Здравствуйте, товарищи! — поприветствовал нас подполковник, судя по всему, комбат. В ответ он услышал что-то непонятное, совершенно не похожее на приветствие.
— Тааак, здравствуйте, товарищи! — повторил комбат, но качество ответного приветствия не изменилось. — Понятно. Будем тренироваться. Запомните, что набирали вас, 230 человек, по здоровью. А вот спрашивать будут по уму!
Подполковник Мацков Александр Васильевич, наш командир батальона, представил нам наших ротных. Неваднева среди них не оказалось.
Началось распределение по подразделениям. Долгий, но необходимый процесс закончился речью нашего нового ротного.
— Мои юные друзья! Вы поступили на службу, а это значит что? Правильно, что теперь всё остальное — вещественное и существенное — стало несущественным. На первом месте служба, — сказал майор Голубев.
Теперь это наш командир роты. Удивительно, но толкать речи перед строем — это своего рода отдельный вид искусства у офицеров. Не у всех получается, но каждый хочет что-то изобразить.
В казарме нам показали наши спальные места и распределили по взводам. Приятно, что мы так и ид"eм своей четв"eркой. Однако, есть ложечка д"eгтя. Костя Бардин тоже в моем 603 классном отделении или 3 взводе 5 роты 2 батальона.
Поход на склад был тем ещё весельем. Два часа прождали, пока другая рота получит сво"e обмундирование — повседневную летнюю форму х/б.
— Пятьдесят и четыре, голова 58, сапоги 43, ремень двойка, — сказал я, когда до меня дошла очередь получения формы.
— А не завернуть ли тебе губу, дядя? — воскликнул щуплый прапорщик, выдававший нам форму. — Бери, какая есть. Ты не на рынке!
Вот так раз! Хотел было поспорить с этим хитрым парнем, но снова вспомнил о своем нынешнем служебном положении.
По возвращению в расположение вынесли табуретки на «взл"eтку» и принялись приводить форму в надлежащий вид.
— Подшиваться и пришиваться сынки! Кто не умеет, подходит, и я покажу. А кто умеет, тот показывает другим, — говорил Мозгин. — Если мне не понравится как подшились, я оторву сразу!
С «Кинг Конгом» лучше не спорить.
Висела форма на большинстве, конечно, корявенько, а при движении сбивалась под провисающим ремнём. Своим товарищам я показал и как подшиться, и как пришить петлицы и погоны. У Виталика вышло, прямо скажу, кривовато.
На фоне курсантов старших курсов в подогнанной, прекрасно сидящей форме, проходящих мимо нас ровным строем своих классных отделений, наш строй представлял пока ещё жалкое зрелище.
— Наматывать, вот так нужно, Макс, — говорил я своему товарищу, которые уже минут десять не мог совладать с портянкой.
В первый же день половина роты нат"eрла мозоли. Стандартная ситуация, когда неправильно намотал портянки.
Столь напряж"eнный день не мог закончиться просто так. Перед вечерней поверкой слово взял замполит батальона Давюк Павел Гвидонович. Его речь была особенно яркой. Основные е"e тезисы — как служить надо, как не надо и как он сам лично хорошо это делал и делает. Так началось уже второе для меня КМБ.
И понеслось! Подъем, зарядка, строевая, завтрак, и занятия по общевойсковым дисциплинам. Затем обед и опять по новой. Вечером прогулка, поверка и спать.
Но после команды отбой начиналось само"e вес"eлое. Нет, это никак в мо"e время — ид"eшь по казарме, а вс"e расположение усеяно светящимися экранами сотовых телефонов.
В Союзе оказывается развлекаются по-другому. Есть простая забава, так называемая игра в «три скрипа», когда ид"eт старшина Мозгин по «взл"eтке» и прислушивается.
— Кровати скрипеть не должны, сынки! Если ворочаетесь, значит не устали, — и начинает отсчитывать три скрипа.
Как только есть третий, объявляется построение на «взл"eтке». Хорошо, если форма одежды номер 1 — в трусах и в майках. Бывает и номер 4 — полностью.
А есть ещё одна игра с простым и понятным названием «пожар». Принцип тот же, да только построение на плацу со своими кроватями, тумбочками и табуретками.
Арт"eм строчил постоянно письма домой, рассказывая насколько сильно он сомневается в своем выборе. Мол, думал сразу начн"eт летать на следующий же день после мандатной комиссии. Пришлось слегка просветить, что и как будет.
— Старшие курсы ведь сказали, что осенью будем прыгать. А после первой сессии нас поделят на два потока и отправят по очереди на л"eтную практику, — успокаивал я Артёма, когда он брал очередной листок, чтобы написать родным, сидя в Ленинской комнате. В Российской армии название сменили на «Комната досуга», но в разговорах так она и осталась Ленинской.