Авиатор
Шрифт:
— Ну, извини!
— Извинения приняты, — Лиза решила пока не обострять. — Напомни мне, как к дому на машине подъехать?
Вопрос не такой уж и странный, если учесть, что в зрелом возрасте Елизавета в доме бабки была считанные разы.
— А ты откуда поедешь? — Петр вопросу не удивился, и, значит, она все правильно сказала.
— Петя, ты же банкир! — искренно удивилась вопросу Лиза. — Или вас совсем думать не учат? Только деньги считать?
— А! — Петр, разумеется, был не дурак, но иногда, когда говорил с Елизаветой, попросту терял способность соображать. — Значит, вернешься в Шлиссельбург и поедешь через Мгу на Гладкое, потом на Войсковицы и в Колпанах свернешь на Гатчину, так?
— Так! — подтвердила Лиза, лихорадочно пытаясь вспомнить карту.
— Ну, тогда, просто! Свернешь на Петровское
Он говорил, а она слушала. Слушала, запоминала, рисуя в уме карту, которую позже наложит на обычную — географическую.
— Значит, приедешь?
— Не боишься?
— Нет, с чего бы? Хотела бы застрелить или покалечить, в тот день — самое время было!
— Ну, да! Есть в этом что-то…
На том и распрощались.
Наверное, ей стоило бы пропустить эту «теплую» семейную встречу. В конце концов, это не ее семья, не ее родственники, не ее враги. Так что, отказ и игнорирование — лучшая политика. Но с некоторых пор Лиза не только жила жизнью Елизаветы, стараясь ничем не выбиваться из образа и не привлекать к своей особе излишнего внимания. Она, в какой-то мере, жила за капитан-лейтенанта Елизавету Браге. Делала то, что Елизавета хотела делать, если верить ее дневнику, но не делала, исходя из очень разных обстоятельств и соображений. Из чести мундира, например, или страха выглядеть «чересчур женщиной». Теперь все это перестало быть актуальным, и Лиза могла себе позволить одеться, как хочется, пить, где придется, и общаться с теми, кого выбрала. Но, с другой стороны, такое положение дел накладывало на Лизу определенные обязательства. Она не могла допустить, чтобы было задето достоинство Елизаветы, чтобы кто-нибудь обидел ее, оскорбил или унизили. Лиза могла надеть платье прямо на голое тело и устроить дебош в компании гомиков и лесбиянок, но показаться слабой в образе Елизаветы Браге, права не имела. Поэтому и решила ехать.
Семейные обстоятельства Елизаветы оставляли желать лучшего. Ее отец, Аркадий Николаевич Браге был военным инженером. Вернее, оружейником. Работал в Псковском и несколько позже в Новгородском Арсеналах. Умный, если не сказать талантливый, образованный и воспитанный, полковник Браге был еще и просто хорошим человеком. Он любил свою жену, — притом, что взял замуж «девушку с ребенком», и воспитывал Григория, как родного сына, — но больше, вернее, более искренно, он любил Елизавету, и отнюдь не за то, что она-то ему была как раз родной. Елизавета отвечала отцу взаимностью и в гораздо меньшей степени любила и уважала свою «маменьку», у которой на уме были «всякие глупости», а для мужа и детей ни времени, ни внимания уже не оставалось. Елизавета ее не осуждала — во всяком случае, став взрослой и сообразив, что к чему, — но нежности к Антонине Павловне Браге — в девичестве Берг — не испытывала. Впрочем, отец Елизаветы погиб, когда ей было всего шестнадцать лет — на Новгородском Арсенале произошел взрыв нового боеприпаса, — а мать, спустя, одиннадцать месяцев после его смерти, снова вышла замуж. Однако Аркадия Николаевича пережила ненадолго — умерла во время эпидемии Кантонского гриппа. И с этого времени центр тяжести в «семейных отношениях» переместился в дом Елены Константиновны Вересаевой — бабушки Елизаветы по отцовской линии. Семья матери отпадала по вполне очевидным обстоятельствам — с ними и при жизни Антонины Павловны никогда не общались, — а из Браге к тому времени в живых оставались лишь Дмитрий Николаевич, бессемейный, старший брат отца, и многосемейная Ольга Николаевна Шумская — младшая его сестра. Адмирал все больше служил и «на огонек» заглядывал редко, предпочитая встречаться с матерью на «нейтральной территории» — в Ниене, Новгороде, Шлиссельбурге или еще где. Елизавета же в доме бабки чувствовала себя чужой. Ничего общего со всей этой компанией, никаких точек соприкосновения. Исключительно одна сухая вежливость, да и то, лишь до определенного момента. Обстоятельств, ухудшивших и без того паршивые отношения, было, собственно, два. Во-первых, — и, в сущности, это была главная причина, — Елизавету в этой компании не любили, считая отчего-то синим чулком и старой девой, даже при том, что она все-таки сходила однажды замуж, пусть и ненадолго. И, во-вторых. Петр изменил Елизавете не с кем-нибудь, а с ее собственной двоюродной сестрой. И более того, женился на Варваре после официального развода, прижил с ней двух детей и стал членом их дружной крепкой семьи, окончательно вытолкав из гнезда «бедную Лизу», которую и так уже не слишком привечали. Ну, а когда после смерти Дмитрия Николаевича, титул баронов Браге перешел к Елизавете — единственной, к слову сказать, кто все еще носил эту фамилию, отношения испортились окончательно. Отчего-то считалось по умолчанию, что титул и значительное наследство адмирала должен получить Григорий Берг, даже при том, что он незаконнорожденный и носит другую фамилию.
Так что, Лиза не имела права ударить лицом в грязь, опростоволоситься, показать себя слабой. Она обязана была поехать на этот долбаный семейный сбор и отстаивать там всеми силами честь и достоинство своего Альтер эго — капитана 2-го ранга баронессы Елизаветы фон дер Браге.
С утра занялась делом. Встала спозаранку, быстро умылась, позавтракала «чем Бог послал», и пошла в конюшню. Включила лампу-прожектор, удачно нашедшуюся в хозяйстве, еще раз пробежалась по пунктам вчерашнего ремонта и открыла, наконец, двигательный отсек.
«Твою ж, мать!» — Ну, других слов у нее просто не нашлось.
«Они что?.. А я? Я же, вроде…» — мысли скакали, но ничего путного из попыток, привести их в порядок, не выходило.
«Но как!!!!!»
На самом деле, у нее возникло только два вопроса: «Как это возможно?» — вариация, «как они это сделали?» — и «А я о чем думала?»
Не отрывая взгляда от двигателя, Лиза достала фляжку, свинтила колпачок и сделала несколько глотков подряд. Потом убрала фляжку и достала из кармана портсигар. Закурила, пыхнула папироской раз, другой и опрометью бросилась в дом. Разворошила весь дядькин книжный шкаф со специальной литературой, но искомое нашла. Книга называлась «Двигатель Римана». Именно эти слова были выгравированы на матовом боку двигателя автожира. «Двигатель Римана», «ОС — С2», «Каблуков и компаньоны», серийный номер 27659.
Лиза села к столу, открыла книгу и углубилась в чтение. Ну, это только так говорится — «чтение». На самом деле, в книге было больше физических, химических и математических символов, формул и вычислений, чем слов русского языка. Ну, а еще там имелись многочисленные схемы и чертежи.
Прошел час, другой, третий. Лиза по-прежнему сидела у стола и читала книгу. Но чем больше она углублялась в текст, тем больше недоумевала.
«Но это невозможно!» — восклицала она мысленно.
«Это бред! Ненаучная фантастика!» — думала она, перелистывая страницы.
«Это вообще не наука! Это магия, гребаная, а не физика!!!»
«А я? Я куда смотрела? Я же здесь уже почти год обретаюсь! И что, ни одного вопроса?! Вот же курица тупая!»
От мрачных мыслей, буквально сводивших Лизу с ума, ее отвлек приезд посыльного из Кобоны. Парень, что характерно, приехал на повозке, запряженной лошадью, но при этом привез Лизе новенький свинцово-кислотный аккумулятор, несколько коробочек с электрическими проводами и разъемами, и завернутые в промасленную бумагу детали для муфты ротора и демультипликатора.
Лиза поблагодарила паренька, дала ему «на чай», расплатилась за покупки и хотела, было, сама перенести все это добро в конюшню, но посыльный не позволил. Сам все отнес и сложил на старом дубовом столе, заменявшем адмиралу Браге верстак. Раскланялся — все-таки вежливые в провинции живут люди, — и отбыл. А Лиза осталась в конюшне. Одна. Один на один с двигателем Римана.
Начать с того, что это был двигатель не внутреннего сгорания, а тепловой — внешнего. Паровая машина, вот что это было такое! Гребаная машина Уайта! Паровоз Ползунова! Ступа Бабы-Еги…
«Матерь божья, но как же вы, блядь, такое чудо слепили?!»
Но матерись или нет, по факту это был четырехцилиндровый паровой двигатель двойного действия, работающий на сухом паре высокого давления. При этом энергия отнималась от сгорания прессованного малита. Что такое этот их малит, Лиза не знала, но утром специально посмотрела в энциклопедии. Прочла статью и обалдела. В ее мире ничего подобного не было и, кажется, вообще, не могло быть. Уголь был, нефть, газ, сланец, торф… Дрова, наконец! Но совершенно невероятное вещество с удельной теплотой сгорания равной 127 миллижоулей?! В три раза больше керосина?