Авиценна. Канон биохакинга
Шрифт:
Холерик д’Артаньян – непоседа и забияка. Вспыльчив, влюбчив, бесстрашен. Вечно куда-то спешит. Решителен и нередко безрассуден в поступках. Но при этом хитер и не лишен целеустремленности.
Таким образом, Гиппократ может по праву, хоть, конечно, и косвенно, считаться соавтором Дюма, подсказавшим писателю наиболее выраженные черты характера главных героев знаменитого романа [26] .
Окидывая единым взглядом весь путь логических построений Гиппократа, отчетливо видишь, что медицина античности рождается из поисков гармонии человека и природы и, что особенно важно, из поисков физического и духовного совершенствования внутреннего мира homo sapiens.
26
Исхаков В. И.
Обращает на себя внимание простота построения учения о четырех соках: четыре основных элемента, четыре свойства, четыре сока. «Нетрудно с высоты современной физиологии, – писал Б. Д. Петров, – показать схематичность учения о соках. Гораздо важнее выяснить, как эта теория, эта рабочая гипотеза все же помогла систематизировать факты, объяснить ход физиологических и патологических процессов» [27] .
В истории науки нет ничего более уязвимого, чем научная теория. Мы предпочитаем драгоценный дар сомнения, ибо он, как справедливо утверждал Юнг, оставляет в неприкосновенности чистоту неизмеримого явления. Это было бы хорошо усвоить всем тем, кто из-за своего ограниченного восприятия мира отнимает у науки шанс расширения, движения в метапространство.
27
Петров Б. Д. Очерки истории отечественной медицины. – М., 1962, с. 182.
Учение, которое тысячелетиями было становым хребтом медицины, позволяя видеть в природе нечто неуловимое, неподдающееся эмпирическому подходу, было предано анафеме, а затем просто забыто. Сегодня мы отчетливо видим, что это был реальный прорыв в будущее, где человека ждет мир нанотехнологий и подъем на новый уровень абстракций.
Вся эта критика, возможно необходимая для поиска новых путей развития (что у нас вызывает большое сомнение), не более чем очередная мелкая бифуркация в истории медицины, стремление утвердиться, смело попирая авторитеты. У Галена для такого случая есть одно высказывание, которое от его имени можно адресовать ретивым критикам, так как еще при жизни он глубоко презирал «вздорные доказательства тех, кто меньше заботится об истине и больше беспокоится о том, чтобы защитить свои собственные взгляды, и кто не только не полагается на чувства и логическую последовательность, но не стыдится бороться с ними» [28] .
28
Гален К. О назначении частей человеческого тела. – М., 1971, с. 294.
Гиппократ, Гален и Авиценна создали картину природы человека и окружающего его мира, «полагаясь на чувства», то есть интуицию и «логическую последовательность» обобщения фактов, как систему культурных символов. Это не просто теория медицины, это поразительная математическая идеализация, ставшая таким же культурным феноменом, как статуи Фидия, египетские пирамиды и полотна Леонардо да Винчи.
Обсуждая преданное забвению учение о натурах, весьма уместно привести мнение Юнга о том, что «Культурные символы – важные составляющие нашего ментального устройства, и они же – жизненные силы в построении человеческого образа, а посему не могут быть устранены без значительных потерь. Там, где они подавляются либо игнорируются, – пишет Юнг, – их специфическая энергия исчезает в бессознательном с непредсказуемыми последствиями. Психическая энергия, кажущаяся утраченной, на самом деле служит оживлению и усилению всего, что лежит на верхнем уровне бессознательного, – тенденций, которые иначе бы не имели случая выразить себя или по крайней мере не имели бы возможности беспрепятственного существования в сознании» [29] .
29
Юнг К. Г. Архетип и символ. – М., 1991, с. 85.
Когда человек постиндустриального мира будет мысленно углубляться в конструкцию времени, его там встретят не толпы узких специалистов и самодовольных критиков – нет, их там просто не будет, но Гиппократ, Гален и Авиценна будут всегда рады всем, кто захочет продолжить их Путь по созданию математических идеализаций человека и окружающего его мира.
Гален говорил своим оппонентам: «…природа без шума и крика, одними своими делами доказывает свою справедливость» [30] .
30
Гален К. О назначении частей человеческого тела. – М., 1971, с. 254.
В «Каноне врачебной науки» Авиценна, подводя итог своим размышлениям об особенностях натуры человека, уверенно скажет: «Вот тот порядок, который установил Гален» [31] . Порядок, который имел в виду Авиценна, была та самая медицина со всеми ее «логиями», которая существует сегодня как результат большой экспериментальной работы, но теоретические прозрения мыслителя, его абстракции – это то, что ждет нас с вами в недалеком будущем – на Пороге конца нашей истории.
31
Ибн Сина Абу Али. Канон врачебной науки. – Кн. I. – Ташкент, 1981, с. 18.
Клавдий Гален родился около 130 года н. э. в одном из культурных центров Римской империи в Пергаме, библиотека которого соперничала своей полнотой с легендарной Александрийской библиотекой. Возвращаясь к идее Бродского о «библиотеке как прообразе государственного устройства», надо сказать, что магия книг, эманация начертанных на бумаге или пергаменте слов питают лучистыми энергиями пространство, наполняя его Духом творчества и созидания. Город Пергам – пространство детства и ученичества человека, чье имя станет символом экспериментальной медицины, а в будущем будет часто произноситься вместе с именем Авиценны, словно речь идет о соавторах.
В 164 году Гален переезжает в Рим, где его жизненный путь пересекается с императором Марком Аврелием – одним из тех редких правителей, кто был заслуженно отмечен в истории как «мудрец на троне». Известно, что Марк Аврелий очень ценил Галена, считая его единственным в империи «знающим и честным врачом».
Мудрость Вечного города порой проступала в ликах его правителей. «Наблюдай движение светил, – писал Марк Аврелий, – как принимающий участие в нем и постоянно размышляй о переходе элементов друг в друга. Ибо подобное представление очищает от грязи земной жизни».
Гален плодотворно трудился в Риме. Римский патриций Боэций вместе с друзьями Галена настоял на открытии курса лекций по медицине, и Гален читал их в Храме Мира при обширной аудитории из просвещенных горожан и представителей медицинского искусства.
Однако, уставая от интриг собратьев по медицинскому цеху, Гален время от времени покидал Рим. Известно его путешествие по Италии, когда он посещает город своего детства Пергам и Смирну, где живет его наставник Пелопос.
Он возвращался иногда сам, иногда, как это было однажды, по просьбе императора Марка Аврелия. Он умел отстаивать свои взгляды, свою веру в Мастера, которым искренне восхищался.
Гален был гражданином Римской империи, впитавшим Дух великих греков. Гиппократ был одним из его богов (он так и писал: из уст Гиппократа, как из уст бога). Мыслями и чувствами он постоянно пребывал в платоновской Академии, ведя воображаемые диалоги с Платоном и Аристотелем. Результатом этой титанической внутренней работы мысли стал мощный информационный скачок, новое понимание задач медицины: не патология (как у Гиппократа), а норма ставится основой медицинского мышления. Гален начинает огромную экспериментальную работу в области анатомии и физиологии, предварительно определив принципиально новый вектор действий: норма – его цель.