Авиценна. Канон биохакинга
Шрифт:
Гален действительно в реальности стал для Авиценны вторым учителем и другом, как аль-Масихи, завещавший Авиценне тезисы «Канона» в виде «Книги в ста главах» и высказавший надежду, что после его смерти их общение не прервется, а будет продолжаться в иных духовных сферах бытия. Гален настолько явственно присутствует в жизни Авиценны, что кажется закономерным восклицание Микеланджело «Лучше поддерживать Галена и Авиценну» или шепот Парацельса «Отрекаюсь Галена и Авиценны», словно речь идет об одном человеке.
Они оба верили в Мастера и оба являлись по сути своей мастерами. Такими же бессмертными, как Он, только людьми. Собственно,
39
Гален К. О назначении частей человеческого тела. – М., 1971, с. 156.
Эту же особенность Творения пытался объяснить в XX веке И. И. Мечников в своей яркой фундаментальной работе «Этюды о природе человека», указав на существование проблемы дисгармонии в человеческом теле и поставив вопрос о его доработке (например, удалении большей части кишечника). Все же, думается, что Авиценна был ближе к истине, когда полагал возможным противостоять дисгармонии в человеке путем постоянной коррекции состояния здоровья, включения всех существующих (в его социуме) механизмов приспособления (адаптации).
Да, всего предвидеть нельзя, и уязвим, слаб человек перед силами природы. Его преследует рок, губят страсти и гордыня. Но думается, что биохакинг, которому мы в будущем надеемся посвятить специальное исследование, даст ответы на все вопросы о возможных путях улучшения, «доработки» природы человека, объединяющей в себе подходы как Авиценны, так и Мечникова.
Завершая эту тему, нельзя не вспомнить одну поучительную современную притчу о том, как после смерти Эйнштейн предстал перед Господом и тот обратился к нему с вопросом, чего он желает за великие труды свои, за жизнь без гордыни и суеты. Не стал просить Эйнштейн награды, но обратился с одной лишь просьбой – начертать ему формулу Человека. Исполнил Господь его просьбу и углубился Эйнштейн в изучение столь чудной математической идеализации. Однако спустя некоторое время он воскликнул в изумлении: «Господи, но здесь же есть явная ошибка!?»
«Я знаю», – ответил Господь.
Диалог Авиценны с природой берет свое начало в натурфилософии античности, находя свою завершенную форму в натурфизиологии и натурэкологии «Канона врачебной науки». Способность вопрошать природу красной нитью проходит через все творчество Авиценны, находя свою завершенную форму в его теории «натур» («мизаджей»), присущих человеку и всему, что его окружает. Создавая локальную картину мира на основе системных характеристик объекта «человек – природа», Авиценна выстраивал матрицу бытия из «числовых сочетаний», добытых путем эмпирического опыта и интуитивной метафизики.
Согласно «Канону врачебной науки», идя путем сравнения, можно выделить семь типов равновесия, которое проявляется как:
– равновесие между человеком и природой, его способность к достижению равновесия в мире постоянных перемен;
– внутреннее равновесие человека;
– равновесие натуры народа в ареале страны обитания;
– равновесие натуры человека в рамках национального бытия;
– неповторимость
– равновесие в структуре внутренних органов человека;
– равновесие функционирования внутренних органов человека.
Авиценна в своем стремлении вопрошать природу исходит из принципа «от общего к частному», пытается услышать ответ в постоянно изменяющемся мире, найти точку опоры – равновесие для каждого мига бытия человека, который сам есть мир и чья природа также находится в состоянии постоянных перемен. Он ставит себе поистине грандиозную задачу – создать систему управления процессами достижения равновесия, чтобы цель всякого изменения, если оно сообразно природе вещей, состояла в том, чтобы реализовать в каждом организме идеал его рациональной сущности.
Удалось ли это Авиценне? Ответ содержится в его трудах, прочтение которых требует сегодня не только большой филологической работы с применением методик интерпретации текстов, но и подхода с позиций «нового диалога с природой», происходящего в рамках расширенной науки.
Эйнштейн говорил, что природа отвечает «нет» на большинство задаваемых ей вопросов и лишь изредка от нее можно услышать «может быть». Наша задача – заново осмыслить содержание потока по имени Авиценна прежде всего с точки зрения того, что Природа ответила ему, изрекая свое «может быть». Ведь в этом «диалоге», который состоялся более тысячи лет назад, «может быть» и для нас найдутся ответы, которые Природа приберегла впрок.
«Всеобщей иллюзией является вера в то, – писал Карл-Густав Юнг, – что наше сегодняшнее знание – это все, что мы можем знать вообще» [40] . Двигаясь в будущее, человек просто обязан постоянно обращаться к опыту прошлого, находя там божественные искры – подсказки, куда держать Путь дальше, ибо, как показывает история науки, немало глухих тупиков уже было на этом Пути.
Развивая учение о гуморальной патологии, Авиценна пытался прежде всего понять, как рождается порядок из первоначально недифференцированной среды. «Я утверждаю, – писал он в «Каноне», – что натура есть единство первооснов жизни, возникающее из взаимодействия противоположных качеств, когда они сталкиваются у некого предела». Далее он уточняет: «Эти качества формируются в предельно малых частицах первоэлементов, и когда качественное наполнение каждого первоэлемента переходит в определенное количество, происходит слияние первооснов жизни, несущее в себе первичные жизненные силы множества, ставшего единством – натурой» [41] .
40
Юнг К.-Г. Архетип и символ. – М., 1991, с. 84.
41
Ибн Сина Абу Али. Канон врачебной науки. – Кн. I. – Ташкент, 1981, с. 11.
Натура тем самым конструируется так, словно каждый первоэлемент информирован о том, какую роль он должен сыграть, чтобы возникло единство. Все происходит, словно кто-то, сидя за компьютером, задает нужную программу, или как писал Дакаики: «Созидатель основал мастерскую четырех первичных стихий в обители акциденций и сущностей; он даровал времени возможность движения в промежутках пространства, завил локон черноты ночи на лице дня, вышил пепельный рисунок облака на шатре весны» [42] .
42
Дакаики. Услада душ, или Бахтияр-наме. – М., 1977, с. 5.