Авиценна
Шрифт:
Нажим султана был так силен, что даже обособленность Хорезма, высившегося до сих пор, как тихий остров среди бушующего моря мятежной и воинственной Средней Азии, не могла уже спасти его от посягательств Махмуда.
Пришел день, когда внезапно прибывший из Газны посол предложил хорезмшаху Ма’муну всенародно прочесть в Ургенче хутбу [28] с упоминанием имени султана Махмуда. Это предложение было сделано в мягкой и деликатной форме, но, в сущности, такая хутба означала бы признание Ма’муном зависимости Хорезма от газнийского владыки. Как ни был смущен и напуган этим неожиданным и дерзким признанием хорезмшах, он после некоторого колебания нашел в себе силы
28
Хутба — молитва, которую читал представитель правителя области. В этой молитве обычно упоминался более крупный властитель, в состав владений которого входила область.
Ибн Сина и Ал-Бируни, в свое время решительно отговаривавшие шаха от прочтения хутбы, были приглашены во дворец на совещание и чтение послания султана, доставленного его везиром Майманди
Ученых встретили печальные и взволнованные лица представителей хорезмийской знати. Здесь были люди из Кята, Хивы, Субурны, богатые землевладельцы из оазиса Каваткала и других мест Хорезма, срочно созванные особыми гонцами. Слухи о письме султана распространились так широко, что все уже знали, о чем будет речь. Хорезмшах, смущенный и растерянный, едва войдя, сразу же дал знак начинать чтение.
Длинное вступление слушали безучастно, помня, что дипломатический этикет требует многословия, и оживились только тогда, когда чтец дошел до основного.
«…В этом вопросе о хутбе хорезмшах оказал бы повиновение нашей воле, зная, чем для него может кончиться это дело, но его люди не позволили. Я не употребляю выражения «гвардия и подданные», так как тех нельзя назвать гвардией и подданными, которые в состоянии говорить повелителю: делай это, не делай того! В этом видны слабость и бессилие власти, так оно и есть. На этих людей я разгневался, долгое время пробыл здесь в Балхе и собрал сто тысяч всадников и пехотинцев и пятьсот слонов для того, чтобы наказать мятежников, оказывающих сопротивление воле государя, и поставить их на истинный путь. В то же время мы разбудим эмира, нашего брата и зятя, и покажем ему, как надо управлять государством; слабый эмир не годится для дела…» [29]
29
Перевод В В Бартольда
Условия султан Махмуд ставил такие:
«Хорезмшах все же прочтет хутбу на имя султана Махмуда Ганеви либо пришлет достойные его, Махмуда, подарки и деньги, которые потом тайно будут отосланы обратно хорезмшаху, так как он, Махмуд, настолько богат, что в них не нуждается, либо хорезмшах вышлет к Махмуду лучших вельмож, факихов и имамов с просьбой о милости, чтобы по возвращении люди Махмуда видели степень покорности Хорезма и его правителя…». [30]
Наглость султана возмутила всех. Придворные, советники и военачальники хорезмшаха зашумели, требуя отпора посягательствам самоуверенного завоевателя.
30
Из того же письма Перевод В. В Бартольда.
Сам хорезмшах и его везир, зная решительность султана, готовы были пойти на большие уступки, лишь бы откупиться от войны. Военачальники же считали, что война при всех условиях неизбежна, и предлагали не медлить, а ударить неожиданно по стоящим в лагере войскам противника. Ибн Сина и Бируни высказались за посылку подарков и немедленное предельное усиление обороны страны. Именно обороны.
— Хорезм хорошо укреплен, — говорили они. — На своем пути султан, если он решится на нападение, встретит множество крепостей и укрепленных го родов. Надо поднять ополчение. Неужели народ, одушевленный идеей спасения своей страны, не отстоит ее?
— Отстоит, — подтвердили те из военачальников, которые присоединялись к мысли об обороне.
«Основное — не вступать в открытую войну и не впускать врага в пределы страны», — такое решение казалось для всех самым разумным.
Но через несколько дней присутствовавшие на чтении узнали, что шах все же не внял голосу благоразумия и принял предложение небольшой кучки своих советников прочесть хутбу на имя султана, но не в Ургенче и Кяте, а в Фераве и Несе — городах, совсем недавно вошедших в состав Хорезмийского государства.
С горечью узнали об этом ученые, собравшиеся на очередном маджлиси улама во дворце. Все они прекрасно поняли, что такая половинчатая мера никак не удовлетворит султана.
— Если хорезмшах уступил султану в одном, он никогда не сможет ему ни в чем отказать, — говорил Бируни, когда они возвращались с Ибн Синой с собрания. — Хутба на имя султана, произнесенная даже в одном только городе, уже ставит всю страну в зависимость от тирана! Я уверен, — горестно продолжал он, — что этот шаг — начало тяжелых бедствий для моей родины!..
Бируни как в воду глядел.
С каждым днем претензии султана Махмуда становились все более и более наглыми.
Он неоднократно засылал посланцев к Абу-Али ибн Сине, пытаясь уверить его, что тяжко болен и нуждается в опытном враче, хотя бы временно. Обращался он и к другим ученым из маджлиси улама, сулил подарки, зазывал к себе в Газну. Единственно кого он звать пока что остерегался — это Бируни. Султан Махмуд понимал, что хорезмшах ни при каких условиях не отпустит своего ближайшего советника.
Расчет султана на то, что он купит своими посулами хорезмийских ученых, не оправдывался. Под тем или другим предлогом, но ученые отказывались от милостей Махмуда.
Это начало его раздражать. Очевидно, до султана дошло отношение Ибн Сины к прочтению хутбы. К намерению султана иметь при своем дворе прославленного ученого стало примешиваться еще и желание посчитаться с ним, показать ему его место.
Наконец дело дошло до того, что султан Махмуд категорически потребовал от хорезмшаха присылки к нему ученых ургенчской «академии» да, кроме того, нажал на растерянного Ма’муна ибн Ма’муна через халифа. Положение осложнилось.
В один из вечеров в доме Абу-Али ибн Сины собрались друзья.
Едва только первая чаша обошла пирующих, как легкий, но тревожный стук в калитку заставил хозяина покинуть гостей.
В сумраке улицы, особенно густом после освещенных комнат, Абу-Али едва узнал одного из своих учеников — сына везира Сухейли. Отказавшись войти, он наклонился к самому уху Абу-Али и зашептал, настороженно вглядываясь в окружающую тьму:
— Учитель! Хорезмшах, да будут бесконечны его годы, получил сегодня письмо из Багдада. Он прочел его отцу, а отец рассказал мне. Халиф Кадир от всей души советует хорезмшаху согласиться на твой и Абу-Сахля Масихи отъезд в Газну, куда вас уже неоднократно приглашал султан Махмуд и где вас ждут великие и богатые милости. Ваш отказ от поездки халиф готов рассматривать как нежелание хорезмшаха помочь измученному болезнями собрату. — Юноша произнес все это, как хорошо. выученный урок, затем продолжал проще: — Я выехал погулять, а лошадь моя, по привычке, повернула к твоему дому, дорогой мой учитель, и я решил рассказать тебе эту маленькую новость. — Юноша улыбнулся и мягко коснулся плеча Абу-Али. — Халиф требует от хорезмшаха немедленного ответа… Отец сказал, что завтра около полудня он должен идти во дворец составлять письмо…