Авоська с Алмазным фондом

Донцова Дарья

Я вздрогнул.

– Того самого, когда летом угорели Вилкины.

Сергей Данилович захлопнул альбом.

– Други мои, анекдот про то, как ЦРУ в СССР агента забрасывало, слышали? Суперкураторы его готовили, парень язык русский выучил лучше тех, кто в Москве родился, документы ему правильные сделали, все предусмотрели, сбросили с самолета. Вышел он в деревню, попросил у старушки воды попить, а та быстренько милицию вызвала, и его повязали. Американец давай ныть: «Разрешите вопрос задать… Как вы догадались, что я шпион?» Бабка ему в ответ: «Милый, да ты же негр!»

Горностаев расхохотался.

– Очень похоже на правду.

Сколько ни готовься, всегда что-нибудь забудешь.

Стеклов погладил альбом ладонью.

– Есть такой грешок. Вот и Дмитрий Геннадьевич Ухов, шеф мой, про ерунду не подумал. Поехал, как обычно, в Балуево, вспомнил: праздник на дворе, неудобно явиться в семью с пустыми руками – и прихватил для детей подарки, те же самые, что ребятишкам сотрудников раздавали. Сэкономить решил: зачем самому покупать, если просто так взять можно? Десятилетняя девочка, которую я тебе, Иван Павлович, на первом фото показал, младшая дочка Ухова. Она и правда хорошенькой выросла. А вот первая его дочь, та настоящая красавица, глаз не оторвать. И зовут ее… Угадаешь как?

– Неужели Фея? – ответил за меня Игорь.

Стеклов положил альбом на стол.

– Близко, но не в десятку. Имя ее Фаина. Сокращенно – Фая. Но для детского уха это могло звучать как Фея. Дальше еще интереснее. В конце января того года, когда старшие Вилкины погибли, Дмитрия Геннадьевича свалил инсульт, последнее, что о нем знаю: его увезли в больницу. Как дальнейшая судьба Ухова сложилась, понятия не имею, но могу выяснить. Фаина тогда уже закончила медицинский. Дмитрий постоянно всем об успехах старшенькой вещал, рассказывал, как она блестяще сессии сдавала, как диплом на «отлично» защитила. Один раз пожаловался: «Дочка замуж выскочила, сына родила, да развелась сразу». Думаю, нужно выяснить, где Фаина сейчас и чем она…

– Не надо, – остановил я хозяина дома, – мне это известно. Фаина Дмитриевна Ухова нынче на паях со своим мужем Константином Ерофеевичем Вилкиным владеет похоронной конторой.

– Чудеса на виражах! – крякнул Стеклов. И пояснил: – Был когда-то мультик с таким названием, Рома мой очень его в детстве любил.

Я продолжил.

– Фаина старше мужа, но разница в возрасте, похоже, не мешает ни семейному счастью, ни совместному бизнесу. Когда тетя Фея впервые приехала в Балуево, Косте исполнилось восемнадцать – самое время потерять голову от красивой молодой женщины. Константин умен, он учился в интернате для особо одаренных детей, вышел оттуда с золотой медалью, поступил в московский вуз и получил диплом химика, то есть пошел по стопам деда. Вот только одно смущает. Если вспомнить, что Ирочка Вилкина, попав в детдом, рассказала Марии Алексеевне, становится понятно: Вениамин Михайлович не хотел отпускать Костю в столицу, настаивал, чтобы тот посещал институт в Игнатьеве.

– Странное поведение для ученого, – перебил меня Сергей Данилович. – Обычно люди с образованием стремятся пристроить детей в престижное учебное заведение, а не в провинциальное. Видимо, парень слишком много знал, Вилкин-старший опасался оставить его без присмотра.

Я посмотрел на чайник.

– Однако за день до смерти старик дал Константину добро, и тот укатил в Москву.

Стеклов правильно понял мой взгляд, подъехал к подоконнику и вновь включил электроприбор. Затем внимательно посмотрел на меня.

– Мне кажется, Иван Павлович, ты думаешь, что профессор разрешил сыну покинуть

медвежий угол, но, опасаясь за него или боясь его длинного языка, попросил Фаину приглядеть за парнем в столице. Дочь Ухова согласилась и влюбилась в подопечного. Так? Да, чуть не забыл! Ты упомянул, что Ира сказала Марии Алексеевне: «У дяди Димы лицо на спине». Девочка описала две родинки, как глаза, цепочку пятен, похожую на рот… Так вот, у моего начальника точь-в-точь такие были. Он баню обожал, каждые выходные в Сандуны ходил, вечно кого-то из подчиненных прихватывал. Я парную едва переношу, сразу голова гудит, но пару раз выполнял повинность, видел шефа голым. Девочка правильные слова нашла: именно лицо из родинок на спине у босса было. Детям свойственно оригинальное мышление, так сказанут, что диву даешься. Взрослому до такого не додуматься.

Мой телефон зазвонил, на экране появилось слово «Николетта», я выключил звук и продолжил делиться своими соображениями.

– Вилковский-Вилкин был далеко не глуп. Он хорошо понимал: если закрутить гайку, ее сорвет, и кипяток из трубы в разные стороны хлынет. Костя до зубовного скрежета хотел выбраться из леса, не желал провести жизнь, помогая старшим в подпольной лаборатории. Как ни следи за парнем, а наступит момент, когда спать ляжешь, а он удерет. Лучше пойти ему навстречу. Но нужно как-то подстраховаться. Полагаю, Фаина пасла Костю и, возможно, по сию пору тем же занимается.

Я взял из рук Сергея Даниловича полную чашку.

– Если погибшая, чьи останки до сих пор неопознаны и находятся в морге, это Ирина, версия о самоубийстве, даже при наличии предсмертного письма, мне не кажется убедительной. Константин мог меня обмануть. Он сказал, что не хочет общаться с родственницей, но на самом деле встретился с ней. Ирина и Ольга в детстве шантажировали воспитанников интерната, грозили рассказать про их тайны, и ребята выполняли их приказы. Что, если Ирина решила использовать тот же прием против брата? При поступлении в интернат ей было всего девять лет, но она могла знать какую-нибудь нехорошую тайну Кости, вот и заявила ему: «Дай мне денег, не то всем правду расскажу!» С нажитым Константин расставаться не собирался, поэтому нашел решение проблемы, использовав таблетки от гипертонии.

Мой телефон замигал экраном. На сей раз пришло сообщение от Филова, я прочитал эсэмэску вслух:

– «Графолог, посмотрев текст, присланный Белкиной, считает: сочинение «Мой родной дом» и предсмертная записка Вилкиной написаны одной рукой». Значит, воспитательница оказалась ответственным человеком, пообещала, что отправит Фрумкину сочинение, и не подвела. Мда, похоже, в морге находится труп Ирины Вилкиной.

– Знавал я случаи, когда людей, перед тем как убить, вынуждали писать прощальные письма, – заметил Игорь. – Константин тебе ничего не расскажет, только переполошишь мужика. У тебя на него ничего нет, кроме догадок.

Стеклов оперся о ручки кресла и встал.

– Иван Павлович, дай-ка костыли… Они у холодильника стоят. Хватит мне задницу полировать, похожу немного, надо побыстрее восстанавливаться. Гарик, пусть Макс и в больнице, но он просил Глебу помочь. Думаю, надо подключить к работе Савелия.

– Это кто? – поинтересовался я.

Мужчины примолкли, затем Горностаев расплылся в улыбке.

– Сава классный мужик, к Максу хорошо относится, попрошу его с Печенькиным поговорить.

Игорь закашлялся.