Авоська с Алмазным фондом
Шрифт:
Меня стало потряхивать. Один раз я уже видел подобную сцену – тогда из этой квартиры уносили Элеонору, и диагноз у моей хозяйки был такой же. Но немолодая женщина, услышав, что врач пророчит ей скорую смерть, открыла глаза и сложила из трех пальцев известную комбинацию. Доктор поразился, а я же сразу успокоился, вспомнив, что Нора никогда не сдается. И ведь действительно хозяйка поборола инсульт, полностью восстановилась, вернулась к работе и прожила еще не один год. Элеонора была боец. Она никогда не пасовала перед испытаниями, плевала на все законы, могла дать болезни в ухо. Но справится ли с напастью Воронов?
Я вцепился
– Макс, не волнуйся, я сделаю все, о чем ты просил. Выздоравливай! Завтра приду тебя навестить, принесу твои любимые бананы.
– Отойдите, – скомандовал один из медиков, – не мешайте.
Я отскочил к стене. Процессия вышла на лестницу и направилась вниз, я кинулся следом.
Носилки ловко впихнули в чрево микроавтобуса. Мне, неотрывно наблюдавшему за происходившим, стало видно, сколько разной аппаратуры находится внутри машины. Из груди вырвался вздох облегчения: если Воронову станет хуже, у этих врачей под руками есть все необходимое. Доктор и двое молодых мужчин устроились около больного, четвертый пошел к кабине. Открыв пассажирскую дверь, он неожиданно обратился ко мне:
– Не надо завтра посещать больного – только потратите время на дорогу и поцелуете закрытую дверь отделения реанимации. И бананы Воронову долго не понадобятся. Просто звоните.
Мини-вэн завыл сиреной, замигал маячками и исчез из вида. Я прилип к асфальту, меня словно придавило бетонной плитой.
Сколько времени я провел в отупении? Не спрашивайте, не знаю. Из состояния ступора меня вывел телефонный звонок.
– Добрый день, – прохрипел незнакомый баритон, – позовите Подушкина.
– Слушаю, – сдавленным голосом произнес я.
– Ваш телефон мне дал Максим Воронов, – завел незнакомец.
Бетонная плита испарилась.
– Вы Глеб Филов?
– Так точно.
– Нам нужно поговорить.
– Куда и когда подъехать? – деловито осведомился собеседник.
– Можем пообщаться в моем офисе, он в центре. Или в любом удобном для вас месте, – предложил я. И тут же услышал:
– Через час прикачу, говорите адрес.
Завершив беседу, я собрался, раз уж нахожусь на улице, сходить в супермаркет за сахаром, чаем и еще кое-какими мелочами, медленным шагом двинулся в нужную сторону, но тут в кармане опять запищала трубка. На сей раз меня разыскивала Николетта. Обычно я всегда отвечаю на ее вызовы: если не откликнуться, маменька примется названивать, так что лучше отозваться сразу. Это как визит к дантисту – чем раньше пришел, тем быстрее забудешь про больной зуб. Но сейчас мне категорически не хотелось беседовать с ней, перед глазами стояли носилки с безвольно лежащим на них Максом. Я запихнул мобильник в карман и вдруг услышал резкий, напоминающий скрежет ножа по стеклу женский голос:
– Вава! Немедленно отзовись!
Я вздрогнул, достал продолжавшую пищать трубку и уставился на нее.
– Вава! Что за глупость ты затеял? – злилась маменька.
Я потряс головой. Как это возможно – я никак не реагирую на вызов, на экране мигает слово «Николетта», а она со мной беседует?
– Хватит идиотничать! Задери голову!
Я подчинился и увидел маменьку, она стояла на крыше дома на террасе, выход на которую был из моей квартиры.
– Вава, немедленно сюда! – прозвучал новый приказ.
Я нажал на экран по-прежнему пищащей трубки.
– Прости, я очень
– Отказываешься спасти умирающего человека?
Я опять посмотрел на самый верх дома. Николетта не выглядела больной, а слова про свое спасение она произносит всякий раз, когда вы пытаетесь поступить по-своему, а не так, как ей хочется.
Слева послышался вой сирены, к подъезду подкатила «Скорая», обычный микроавтобус белого цвета. Из кабины, тяжело вздыхая, выползла полная женщина лет пятидесяти и стала надсадно кашлять. Следом за ней из колымаги вывалилась другая тетушка с чемоданчиком в руке.
– Эй, эй! – заорала с верхотуры матушка. – Сюда, скорее! Все уже умерли, пока вы сутки на вызов торопились!
Толстуха перевела дух и поманила рукой медсестру.
– Пошли, Машуня. Повезло нам опять, очередная скандальная крыса.
– Наплюйте, Елизавета Михайловна, – попыталась утешить ее Мария, – делайте свое дело спокойненько, я возьму придурочную на себя, умею с ними общаться.
Медички медленно потащились в подъезд. Я пошел за ними, испытывая легкое волнение. Сейчас поясню, почему именно волнение и к тому же легкое, а не серьезную тревогу за жизнь матушки.
Если кто-то категорически не подчиняется Николетте, не собирается выполнять ее приказ, маменька обычно падает на диван и громко заявляет:
– Инфаркт. Я умираю.
Мне было лет пять, когда я впервые стал свидетелем такой сцены и перепугался до заикания. Прикатившие доктора, накапав матери валерьянки, занялись мной, сделали несколько уколов. На следующий день отец принес замечательную пожарную машину и сказал мне:
– Ваняша! Твоя мамочка – актриса, она играет в театре, у нее очень тонкие нервы. Любую неприятность или физическую боль Николетта переживает в тысячу раз сильнее, чем обычные люди. Ты, дружок, больше не рыдай, мамочка совершенно здорова и проживет долго-долго.
С тех пор я перестал впадать в панику, увидев на пороге людей в белых халатах.
Николетта проделывает трюк со звонком диспетчеру «Скорой» исключительно в качестве последнего аргумента в разговоре с кем-то, ей, как всякой артистичной натуре, необходим зритель. Но сейчас-то она в квартире одна, поэтому я все-таки заволновался. Вдруг матушке на самом деле нехорошо? Возраст-то у нее далеко не юный…
– Явились! – зашумела Николетта, распахивая дверь. – Месяц ехали! Безобразие!!!
– Уж простите нас, – запела Маша, – вызовов много, пробки адские, как ни стараемся, быстрее не получается.
– И мерзавцев на шоссе тьма, – мрачно добавила Елизавета Михайловна, – едут в левом ряду, машину со спецсигналом не пропускают. Ну ничего, когда-нибудь сами в ней окажутся и поймут, каково это – с инсультом еле-еле в реанимацию тащиться. Бог справедлив, каждому воздается по делам его.
– Хватит болтать! – незамедлительно разозлилась маменька. – Он в комнате.
– Кто? – изумился я.
– Борис, – фыркнула Николетта.
Я, совершенно забывший про незнакомого мужчину, поспешил в гостиную и оторопел. За то время, что мы с Максом беседовали, помещение разительно изменилось. Теперь оно напоминало будуар – повсюду пуфики, мягкие кресла, журнальные столики, ковры, на стене большая лазерная панель, на двух окнах розовые бархатные занавески, а третье пока «голое». На полу возле батареи сидел Борис, его правая нога была вывернута странным образом.