Аврелион
Шрифт:
– И каков результат?
– Офицер сообщил, что пока резолюция не принята. Мидлборух сделал сообщение на Малом Совете Правителей и все ждут результата. Но Магденборг тянет с решением.
– Это нам, как говорится, на обе пары рук! Пусть они там разбираются, что да как, а мы запустим процесс деморализации в частях Барнсуотта с двух концов – снизу, где группа Марка будет обрабатывать простых десантников и сверху, под руководством штурмкапитана Блуа. Я на семьдесят процентов уверен, что кроме штурмкапитана, найдется еще немало недовольных командованием шеф-генерала.
– Я тоже так думаю. Нам легче будет оперировать
– Если работа надежных ячеек будет эффективна, то при случае эта самая колеблющаяся масса десантников примет нашу сторону, чем Барнсуотта. Но работу с ними надо проводить как можно серьезнее и содержательнее. Только при этом условии мы сможем одержать победу. Ты должен контролировать ее до мельчайших уровней. На этом все. Завтра истекает срок «ультиматума» Барнсуотта. Я, кажется, знаю, что мы ему сможем предложить. Но этот вариант стоит обдумать дополнительно. О нем я поговорю на нашем собрании. Реальных благ тебе, командор. До встречи.
Оставшись один, Мэрриот подошел к терминалу дальней нуль-подпространственной связи и набрал код:
– Милинер Скаретти? Это старший командор Мэрриот из Корпорации Свободных Перевозчиков. Мне надо с вами срочно увидеться… Через час вас устроит? Тогда я прибуду в лабораторию Проектных разработок эувенизации. Поверьте, это для меня очень важный и срочный разговор. Благодарю, реальных благ вам, милинер…
Глава 16
Следующий цикл сна Магденборг ждал уже с нетерпением. Теперь он был уверен, что наваждения, которыми стали заполнены все периоды отдыха, повторятся вновь. Ответа на первый вопрос своего невольного собеседника он так и не нашел. Но Магденборг и не упорствовал в получении информации по значению слова «нелюдь». Оно утратило свою актуальность, так как его непрошенный гость, появляясь каждый раз, всегда либо говорил, либо интересовался чем-то новым.
Магденборга уже не пугали такие визиты. Наоборот, он стал чувствовать себя не совсем в должном состоянии, если почему-либо этот незнакомец с оливкового цвета глазами не посещал его очередной цикл сна. Что-то от прежних сущностей его реинкарнаций словно возрождалось в нем опять, но уже в зримом образе этого юноши. Было нечто такое в этих явлениях, что давало Магденборгу возможность переживать невероятно давнее, почти забытое чувство собственной юности. Может, образ этого юноши навевал ему ложные воспоминания, но Верховный Правитель и не пытался себя уверить в обратном. Был ли он сам в те смутно припоминаемые времена таким же, или он желал выдать за свои воспоминания чужую молодость и интеллект, Магденборг не хотел знать. Ему было приятно и желанно вспоминать себя в образе этого красивого, с мужественным лицом и удивительным, мудрым взглядом оливковых глаз, юноши...
– Скажи мне, ты существовал когда-нибудь, или же твои явления только мои ощущения после новой реинкарнации?
– Ты сам ответил на свой вопрос. – Юноша едва заметно улыбнулся. – Я не хочу тебя разочаровывать, но если тебе легче от того, что ты так думаешь, то я – это ты, но в новом качестве. Ты уже никогда не сможешь быть тем, кого хотел бы воскресить в памяти. Слишком большой груз знаний и опыта гнетут тебя.
– Я знаю… Наверное, это странно, - спрашивать свое видение о реальных проблемах. Но что-то мне подсказывает, что ты знаешь ответ и почему-то не хочешь его открыть мне.
– Если бы это было так, то я не появился бы в твоих снах. Я порождение и суть твоих тревог. И все же, я могу тебе сказать нечто, но это будет позже, когда ты поймешь, что твоя Сущность, - не остаток живого, загнанного в конструктив. Это понять трудно, но надо…
– Ты говоришь загадками. В твоих словах я слышу многосмысленность. Если я правильно понимаю, то «остаток живого» - это тот кусок плоти, который мы обозначаем термином «донорский мозг?».
Юноша покачал головой:
– Нет… Это нечто более значимое. В очень древних текстах это объясняется словом «душа».
– «Душа»… я не знаю такого термина. Это что-то от эзотерических изысканий? Чем в основном занимались древние люди?
– Это очень далеко от истинного значения этой всеобъемлющей сущности. Ею было пропитано все существование людей предшествующих эпох. Она отождествлялась с понятием Бог, иногда со смыслом их жизни, но главным было для них то, что она давала тем людям надежду на продолжение их жизни по окончании ее срока.
– Мне кажется, я понимаю, что ты хочешь сказать. Этот термин обозначал некую фикцию, приносившую им утешение и надежду, так?
– Она не была для них фикцией, - усмехнулся юноша. – Они не мыслили жизнь без этой онтологической основы своего существования.
– Скажи, откуда ты это все знаешь? Я сам затрудняюсь находить ответы на твои вопросы, хотя в моем распоряжении все знания, накопленные за несколько столетий!
– Это правда, но лишь наполовину. Ты обладаешь теми знаниями, которые вписываются в вашу парадигму Бытия. Но существовали очень давно такие истины и знания, от которых вы, сверхгуманы неосмотрительно избавились, как от бесполезной, не имеющей практического применения информации. Тем самым, вы обескровили свое воображение, которое со времен зарождения человеческой цивилизации было единственной причиной ее развития. Оно породило культуру, а та в свою очередь поднимала человечество из тьмы инстинктов до тех высот, которыми сейчас так гордитесь вы, сверхгуманы…
– Но раз так и ты об этом говоришь мне, значит, те знания не утеряны и доступны хотя бы тебе. Я хочу знать о них все!
– Со временем так и будет. Но сейчас ты не готов воспринять даже их основы…
Лик юноши растаял и Магденборг прервал цикл сна. По истечении таких циклов он очень часто ощущал себя в непонятных, но принимаемых как данность, двух ипостасях. Ему казалось, что он, закончив цикл сна, не расстался со своим призрачным собеседником, а, напротив, так ясно физически чувствует его присутствие, будто тот стоит у него за плечами. Магденборг не понимал этой двойственности, но почему-то не хотел, чтобы его кураторы, милинер Скаретти и милинер Костакис узнали об этом.
Давнее знание о болезнях мозга навязчиво раз за разом приходило на ум. Магденборг не думал, что его донорский мозг изначально был ущербным. Это при современной диагностике исключалось полностью. Значит, видения были плодом его воображения, как желание что-то изменить в своей жизни, но что и как – Магденборг не понимал. Скорее, он не видел практической цели таких перемен. Вся физиология и психика настолько были идеально совмещены в единое целое, что думать, что нечто иное будет более совершенным, было просто наивно.