Австралийская улика
Шрифт:
«Действительно, - подумала Рита, - на этом вопросе следователь легко может уличить меня во вранье, надо говорить что-то правдоподобное».
– Я побежала в ординаторскую к дежурному врачу. Забежала, а он тоже мёртвый. Я была в шоке. Не знаю, сколько прошло времени, помню только, что вскоре я мчалась вниз на первый этаж, я не знала, что мне делать.
– Да, - усмехнулся следователь, - но в приёмном покое дежурная сестра говорит, что вы прибежали в шесть пятнадцать и сообщили всем это известие. Ответственный врач говорит то же. Он хорошо запомнил время, потому что в этот момент
– Не знаю, в чём дело.
Рита опять ощутила, что краска против воли заливает лицо. Нужно что-то срочно придумать. И она сказала:
– Может быть, у меня часы неправильно шли, а может быть, время так быстро летело. Я не могу сейчас точно припомнить последовательность своих действий. Я плохо соображала в тот период, понимаете? Я была в шоке.
– Который сейчас час? - спросил дотошный следователь.
Он посмотрел на её запястье.
– У меня нет ручных часов, - перехватив его взгляд на левую руку, быстро сказала она, - я ориентируюсь по часам, висящим на стене в коридоре.
– Для следствия этот момент очень важный. Часы у вас в больнице идут правильно, я проверил. Час и пятнадцать минут - большой промежуток. За это время можно очень многое сделать. Я думаю, что вам хватило добежать от палаты в ординаторскую, а потом от ординаторской до приёмного покоя минут пять – шесть, это максимально.
Рита молчала. Если сказать правду, значит, нужно признаться в том, что она проспала и вошла в палату не в пять, как надо было, а только в шесть утра. Тогда всё сойдётся, и он от неё отстанет с этим каверзным вопросом.
Но тогда все узнают о том, что она проспала и не вовремя стала выполнять назначения, у неё будут неприятности. Начальство не упустит случая, чтобы не выразить недовольства и претензий. Нет, только не это. Мозг лихорадочно работал. Следователь продолжал смотреть цепким, пронизывающим взглядом.
– Со мной сделалось плохо, - собрав свои нервы, сказала Рита. - Когда увидела врача в крови и поняла, что он мёртв, я на некоторое время потеряла сознание. Сколько времени была в таком состоянии, не могу ответить точно. Когда очнулась, побежала вниз, в приёмный покой. Хотя сейчас совершенно ничего не могу точно вспомнить, я была в шоке.
Она посмотрела на следователя. Вроде вышло неплохо. Звучит правдоподобно. Такое может хоть с кем случиться, если никого рядом не было, попробуй, проверь.
Лицо следователя осталось непроницаемым. Следующий вопрос был тоже неприятным для Риты.
– Расскажите подробнее. Как вам стало плохо: вы упали, или присели, у вас закружилась голова? Конкретно можете сказать, что с вами случилось?
Помолчав минуту, Рита сказала:
– Когда я увидела кровь и поняла, что врач мёртв, меня затошнило. Закружилась голова. Я помню, что пила воду из крана, меня вырвало. Сколько времени это длилось, точно сказать не могу.
Рита, услышав свои слова, сама поверила в то, что всё было именно так. Она посмотрела на следователя, ища в его глазах поддержки. Но они были холодны и суровы.
– Скажите, когда вы видели дежурного врача Ястребова живым в последний раз? Что вы при этом делали?
Кошмар! Лучше бы он об этом не спрашивал. Как ответить? В голове у Риты всё закружилось. Говорить правду нельзя. Никто не должен знать о том, что Лёва зашёл к ней в процедурный кабинет после вечернего обхода и пробыл у неё час. Их никто не видел, никто не искал, они закрылись в процедурном кабинете на ключ. Никто не должен знать, что они…, она отогнала появившуюся мысль. Врать, нужно врать дальше.
– Мы виделись с ним на обходе, это было в 21 час. Он сделал некоторым больным дополнительные назначения и ушёл в кабинет, а я стала заниматься своими делами на посту в коридоре.
– Когда вы закончили обход?
– Где-то около 22. часов.
– Это точно?
В голосе следователя Рита уловила недоверие, хотя, может, ей показалось, но в вопросе отчётливо звучало: «Не вздумайте меня обманывать, я всё равно всё узнаю». И она поспешила ответить:
– Да. Я ходила с ним по палатам, когда мы закончили обход, он пошёл в сторону ординаторской, а я на пост.
– Вы заходили к нему в ординаторскую после обхода, или вы постоянно находились на сестринском посту?
Стоп. От этого вопроса Рита внутренне напряглась. Зря она сказала про пост. Опять нужно как-то выкрутиться. Пост находится у всех на обозрении в коридоре, а её на нём не было. Может быть, этот въедливый следователь уже навёл справки и знает о том, что она не сидела на посту после обхода? Она сказала первое, что пришло на ум и что невозможно проверить:
– После обхода я пошла в ванную, приняла душ, потом поужинала и принялась работать с историями болезни. В ординаторскую я не заходила.
– Дежурного врача Ястребова не было в ординаторской после обхода, - следователь смотрел на Риту испытывающим взглядом. - Его искали из приёмного покоя, несколько раз звонили в кабинет, но он не поднимал трубку, а когда пришли к нему, то не нашли на месте. Вас в это время на посту тоже не видели.
«Всё правильно, - хотелось сказать Рите этому противному следователю. - Лёва был в это время со мной в процедурном кабинете». Но вслух она сказала:
– Я не знаю, где был после обхода дежурный врач. А я в это время находилась, как я уже сказала, в ванной комнате. В последний раз живым я видела его во время обхода.
Два последних предложения Рита сказала с нажимом, отчеканив каждое слово. Она выделила их особой интонацией. Всё. Больше она ничего не скажет.
– Странно, больные из палаты пятнадцать говорят, что тоже принимали в это время душ, а вас никто не видел, - с усмешкой возразил следователь.
Рита промолчала. Если будешь врать дальше, то можно завраться. Пора остановиться, чтобы не навредить себе.
– Я тоже никого не видела, - ответ был слабой попыткой нападения на скрупулезного следователя и в то же время защитой. - Если бы знала, что так выйдет, то взяла бы с собой свидетелей, - последняя фраза прозвучала несколько вызывающе. «Ну, чего ты ко мне пристал?» - хотелось спросить ей дотошного следователя.