Австралийская улика
Шрифт:
Убийца долго отмывал испачканные в крови руки, после чего вышел из квартиры и в ближайшем от дома ларьке купил три бутылки водки.
Работники милиции вычислили Крота сразу. Дверь квартиры была не заперта, он сидел в невменяемом состоянии за столом в кухне с недопитой бутылкой водки. Перед ним лежали ворованные вещи и деньги. Суд приговорил его к восемнадцати годам лишения свободы. Он отсидел пять. Когда зэк по кличке Лысый предложил Кроту совершить побег, он согласился и вместе со всеми в подвале рыл землю.
Крота озадачил тот факт, что Лысый на воле оторвался от них и ушёл один. Он не представлял,
Как только батюшка в очередной раз отправился в парную, Крот без труда открыл нехитрый замок шкафчика и, прихватив наряд священника, благополучно покинул баню.
В заросшем углу ближайшего сквера он облачился в балахон служителя церкви, а украденную с пляжа тесную одежду бросил в кустах.
На душе у него сразу стало спокойнее. Кто из милиции будет приставать к батюшке? Сейчас нужно положиться на господа Бога, самое время искать у него защиты. В милиции вряд ли кто догадается, что Крот скрывается под рясой священника. Через день-два он обрастёт щетиной и отпустит бороду. Надо найти затрапезную церквушку и срочно примкнуть к верующим людям.
Крот шёл по городу неловкой походкой, ему мешала ряса, которая путалась между ног, не давая делать широкий, размеренный шаг. Пройдя несколько кварталов, он постепенно привык к ней, и длинные полы нового наряда не сдерживали шаг. Он искал подходящую церковь. Наконец в одном из переулков увидел во дворе небольшой деревянный храм, двери которого были открыты. Крот решил, что эта скромная церковь как раз подходит для него.
ГЛАВА ПЯТАЯ
Допрос
Для Риты всё происходило, как в жутком сне. Сначала через приёмный покой мимо неё вынесли на носилках три трупа, упакованные в чёрные пластиковые пакеты.
Одни и те же вопросы задавали приехавшие журналисты, а потом с ней стал беседовать следователь.
В который раз она сбивчиво, со слезами на глазах, рассказывала обо всём, что произошло в это утро.
– Когда вы видели в последний раз Колобова живым?
– следователь не спускал с неё пристального взгляда, от которого у Риты сжалось в комок сердце.
Взгляд был холоден и строг. «Не пытайтесь ничего скрывать, если вы в чём-нибудь виновны, рассказывайте всё, как есть. От меня бесполезно что-либо утаивать», - было написано в его глазах.
Ей почему-то сразу же показалось, что он знает о ней всё, и от него ничего невозможно будет скрыть. А скрывать было что.
Во-первых, Рите очень не хотелось, чтобы кто-нибудь узнал о её беременности. Беременность ещё мала, и она не решила, что с ней делать. Если узнают, сразу же возникнут вопросы, от кого она беременна? Это её большая тайна, она её никому не откроет даже под пытками.
Во – вторых, следователь, наверное, уже знает, что она спала наглым образом на дежурстве и в назначенное время не ввела больному лекарства. Сейчас этот факт для мёртвого Колобова не имеет никакого значения, но, тем не менее, она чувствовала вину перед служебным долгом.
В – третьих, самое неприятное для Риты: вдруг кто-то видел, что Лёва вечером приходил к ней в процедурный кабинет?
По глазам следователя видно, что ему всё- всё известно. Даже то, что она не должна была дежурить в эту ночь, а выполнила просьбу медицинской сестры Марковой Екатерины и дежурила за неё.
– Я видела Колобова живым, - она передохнула и после небольшой паузы продолжила, - в восемь вечера. Я зашла в палату и поставила ему капельницу. Через сорок минут я убрала её.
– Вы всё это время не отходили от него?
– Да, то есть, нет, - сбиваясь, сказала Рита и покраснела.
Дурацкая привычка краснеть! Из-за неё сейчас будет нечем дышать. Никто в больнице среди сотрудников и из её знакомых не краснеет, когда скажет неправду. Одна она. Лицо вспыхивает, как пламя. Жар разливается по щекам, по шее, по груди, а главное - уши горят и распухают, становятся похожими на только испечённые оладьи - пышными и горячими. Хорошо, что их не видно под надетым на голову белоснежным колпачком, но она-то чувствует эту предательскую жару. Ей нестерпимо захотелось выпить воды. Она облизнула пересохшие губы.
Следователь посмотрел на неё и переспросил:
– Так да или нет?
Он пробуравливал её жёстким взглядом.
Рита, проклиная в душе себя за пылающие щёки и распухшие уши, сказала:
– Я выходила на некоторое время из палаты, а потом вернулась.
– Разве так можно? - спросил следователь.
– Можно, - Рита почувствовала, что краска на лице постепенно ослабевает. - Можно, - уверенным голосом повторила она, глядя прямо в глаза следователю. - В палате он был не один, рядом постоянно дежурила сиделка. Если бы что-то случилось, она позвала бы меня. - Краска медленно растворялась на лице. Уши снова стали принимать обычную форму, она это отчётливо почувствовала, ей стало легче дышать.
– Хорошо. Когда вы увидели его мёртвым?
– Я зашла в палату рано утром, в пять часов.
– Как вы узнали, что он мёртв? Вы включали свет? Вы трогали его? - голос следователя был строг.
– Ничего я не трогала. Вхожу и вижу, сиделка на полу лежит в луже крови, у Колобова сзади на голове кровь. Зачем мне было включать свет, когда на улице в пять уже светло? - Рита отрицательно покачала головой.
– Звонок в милицию поступил в шесть двадцать, что вы делали час и двадцать минут?