Австрийская экономическая школа
Шрифт:
Согласно Хайеку, это унижение концепции права неизменно сопровождается параллельным унижением концепции справедливости. В традиционном смысле справедливость — это равная обязательность для всех людей абстрактных материальных правил поведения, составляющих частное право и уголовное право. Поэтому вовсе не случайно правосудие изображают с завязанными глазами — оно и должно быть слепо в применении закона, ибо сказано: «не будь лицеприятен к нищему; и не угождай лицу великого» (Лев 19, 14). Поскольку социализм систематически искажает традиционную концепцию закона, он также подменяет традиционную идею справедливости. Ведь в социалистической системе «справедливость» состоит преимущественно в произвольных оценках, осуществляемых правящими органами или отдельными судьями, исходящими из более или менее эмоционального впечатления о конкретных «конечных результатах» некоего социального процесса, который, как им представляется, они воспринимают в данный момент и смело пытаются направлять с помощью приказов. Получается, что теперь оценивается не поведение людей, а воспринимаемый «результат» поведения в ложном контексте «справедливости», которую украшают прилагательным «социальная», чтобы сделать ее привлекательной для пострадавших от нее. С позиций традиционного права, нет ничего более несправедливого, чем концепция социальной справедливости,
Хайек отмечает, что в традиционном праве судьи выполняют чисто интеллектуальную функцию и не имеют права действовать под влиянием эмоций или личной оценки последствий приговора для каждой из сторон. Если, как это происходит в социалистической системе, объективное применение закона оказывается необязательным и допускаются судебные решения, основывающиеся на более или менее субъективных эмоциональных впечатлениях, исчезает всякая правовая определенность, а люди скоро начинают понимать, что любое притязание может получить судебную защиту, если удастся произвести на судью благоприятное впечатление. Это становится мощным стимулом для сутяжничества, а в хаотической ситуации, создаваемой паутиной противоречивых и произвольных декретов, обременяет судей настолько, что их работа делается все более невыносимой и неэффективной. Процесс распада заканчивается только с фактическим исчезновением традиционного правосудия, а также судей, которые превращаются в обычных бюрократов, подчиняющихся политической власти и отвечающих за проведение в жизнь ее распоряжений. В таблице 6.2 представлены основные различия между стихийным процессом, основанным на предпринимательстве и свободном взаимодействии людей, и организованной системой, базирующейся на приказах и институциональном принуждении. Таблица выявляет противоположные эффекты, оказываемые, согласно Хайеку, этими двумя подходами на концепции права и справедливости и их применение.
| Таблица 6.2 | |
|---|---|
| Стихийный социальный процесс, основанный на предпринимательстве (свободное социальное взаимодействие) | Социализм (систематическая институциональная агрессия против предпринимательства и свободной человеческой деятельности) |
| 1. Координация в обществе осуществляется стихийно благодаря предпринимательству, которое постоянно открывает и устраняет социальную рассогласованность, возникающую как возможность получения прибыли (стихийный порядок) | 1. Предпринимаются попытки для обдуманной координации сверху с помощью исходящих от властей, принудительных указов, распоряжений и регулирования (организованная иерархия — от hieros — священный и archein — властвовать) |
| 2. Главной фигурой процесса является человек, действующий и проявляющий творческую предприимчивость | 2. Главной фигурой процесса является лидер (демократический или нет) и государственный чиновник (человек, действующий в соответствии с административными приказами и постановлениями властей) |
| 3. Социальное взаимодействие строится на договорных связях, а стороны обмениваются товарами и услугами в соответствии с материальными юридическими правилами (правом) | 3. Социальное взаимодействие строится на гегемонических связях: одни приказывают, другие повинуются. В «социальной демократии» «большинство» осуществляет принуждение по отношению к «меньшинству» |
| 4. Преобладает традиционная концепция права, понимаемого как совокупность абстрактных общих правил, равно применяемых ко всем независимо от привходящих обстоятельств | 4. Преобладают постановления и предписания, формально во всем подобные традиционным нормам закона, но являющиеся особыми, конкретными указами, которые предписывают людям выполнять в определенных обстоятельствах определенные действия и не применяющиеся равным образом ко всем |
| 5. Законы и институты, делающие возможными социальные процессы, не были созданы обдуманно, а развились из традиций; они заключают в себе накопленные многими поколениями огромные объемы практического опыта и информации | 5. Органы власти обдумано выпускают постановления и предписания, которые в силу неустранимого неведения властей относительно гражданского общества отличаются крайним несовершенством и неосновательностью |
| 6. Стихийный процесс делает возможным социальный мир, поскольку каждый человек, действующий в рамках закона, получает выгоду от своего практического знания и преследует собственные частные цели на пути мирного сотрудничества с другими людьми, стихийно приспосабливая свое поведение к поведению других людей, преследующих совсем другие цели | 6. Должна преобладать и быть обязательной для всех одна цель или один набор целей, достижение которых обеспечивается обдуманными распоряжениями. Это ведет к неустранимому и бесконечному социальному конфликту и насилию, исключающим всякую возможность социального мира |
| 7. Свобода понимается как отсутствие насилия или агрессии (как институциональных, так и не имеющих системного характера) | 7. «Свобода» понимается как способность в любой момент достигать конкретные цели (посредством простого акта воли, приказа или прихоти) |
| 8. Преобладает традиционное понимание справедливости, в соответствии с которым закон (его материальная часть) должен быть одинаковым для всех независимо от конкретных результатов социального процесса. Единственным видом равенства является равенство перед законом, применяемым системой правосудия, слепой к частным различиям между людьми | 8. Преобладает ложная идея «справедливости результатов» или «социальной справедливости», иными словами, идея равенства результатов социального процесса независимо от поведения (какими бы они ни были с позиций традиционного права) участвующих лиц |
| 9. Преобладают отношения абстрактного, экономического и делового характера.
| 9. В социальной жизни преобладает политическое, а главные связи «родоплеменные»: a) преданность группе и ее вождю; б) уважение к иерархии; в) помощь «ближнему», с которым ты знаком («солидарность»), и пренебрежение и даже презрение к «другим», более или менее неизвестным людям, являющимся членами других «племен», которые только в силу этого вызывают недоверие и считаются «врагами» (ложное и близорукое значение термина «солидарность») |
Глава 7 Возрождение австрийской школы
Три десятилетия после окончания Второй мировой войны, вплоть до 1975 г., были в нашей науке временем триумфа неоклассическо-кейнсианского синтеза и математических моделей равновесия. В этот период анализ с позиций теории равновесия стал основой экономической науки, хотя следует заметить, что в вопросе об использовании идеи равновесия экономисты разделились на два больших лагеря.
Один лагерь пошел за Самуэльсоном, который после публикации «Основ экономического анализа» ( Samuelson 1947 ) присоединился к Хиксу в разработке неоклассическо-кейнсианского синтеза. Самуэльсон открыто принял теорию Ланге и Лернера о возможности рыночного социализма ( Samuelson 1947 , 217, 232), а тем самым и враждебное отношение к открытой Мизесом теореме о невозможности социализма. Более того, Самуэльсон поставил перед собой цель реформировать экономическую науку на основе широкого применения математического языка и в результате принял ряд упрощающих положений, которые почти целиком исключили из его модели богатство и сложность реальных рыночных процессов. На этом пути шаг за шагом средства анализа (математические методы) были смешаны с его содержанием, а синтаксическая ясность была достигнута ценой обеднения семантического содержания экономического анализа, вплоть до того, что не признавался научный статус самых реалистичных, но не использующих математику теорий. А так называемой литературной экономической теории было отказано в праве на существование ( Boettke 1997 , 11—64).
Samuelson P. A. (1947) Foundations of Economic Analysis. Cambridge,Mass.: Harvard University Press.
Samuelson P. A. (1947) Foundations of Economic Analysis. Cambridge,Mass.: Harvard University Press.
Boettke P. J. (1997) “Where did economics go wrong? Modern economicsas a flight from reality” // Critical Review. Vol. II. No. 1.
Теоретики этой группы, в которую вошли также Кеннет Эрроу, Джерард Дебрё, Фрэнк Хан, а позднее и Джозеф Стиглиц, приняли конкурентно-равновесную модель как нормативную, как идеальное состояние реальной экономической жизни. Поэтому когда они замечали, что реальные условия не соответствуют равновесию в условиях совершенной конкуренции, то воображали, что выявили ситуацию «провала рынка», оправдывающую немедленное вмешательство государства, которое должно сдвинуть ситуацию к идеалу, представленному моделью общего равновесия.
В оппозиции к первому лагерю сформировался второй, куда вошли теоретики равновесия, несмотря на это, являвшиеся сторонниками рыночной экономики. Ядро этой группы составляла чикагская школа, а среди ее ведущих авторов числились Милтон Фридмен, Джордж Стиглер, Роберт Лукас и Гэри Беккер, которых объединяла приверженность таким теоретическим принципам, как модель равновесия, принцип максимизации и допущение постоянства.
Реакция этих экономистов, которые хоть и были теоретиками равновесия, но защищали рыночную экономику от нападок первого лагеря, выступавшего с позиции «провалов рынка», состояла в указании на то, что модель равновесия достаточно точно описывает реальный мир, но, в соответствии с принципами школы общественного выбора, провалы государственного сектора всегда будет превосходить любые провалы частного сектора.
Теоретики чикагской школы считали, что этот подход обеспечивает им иммунитет от нападок теоретиков провалов рынка и что чикагский анализ доказывает ненужность государственного вмешательства в экономику. Поскольку, с точки зрения этой школы, реальный мир очень похож на модель конкурентного равновесия, ее члены держались убеждения, что реальный рынок эффективен по критерию Парето и не требует государственного вмешательства, тем более что коалиция политиков, избирателей и бюрократов также действует весьма неэффективно.
С точки зрения динамической австрийской концепции рынка, позиции обоих этих лагерей в высшей степени уязвимы.
В отношении чикагских моделей австрийцы отмечают, что те основываются исключительно на следующих исходных предположениях: равновесие, максимизация и постоянство. Австрийцы утверждают, что, прежде чем делать вывод о том, что реальная ситуация очень близка к модели равновесия, чикагским теоретикам следовало бы разработать теорию реального рыночного процесса, которая бы объясняла, чем этот процесс напоминает равновесие, если он его вообще напоминает. Иными словами, вера представителей чикагской школы в то, что модель конкурентного равновесия достоверно описывает реальный мир, слишком утопична; они безо всякой необходимости оставляют фланги открытыми для идеологических противников из первого лагеря, в некотором смысле более реалистичных.
Но и неоклассические теоретики провалов рынка, с австрийской точки зрения, допускают существенные ошибки. Они не замечают динамичных эффектов координации, осуществляемого предпринимателями, которые проявляются на реальном рынке. Эти теоретики предполагают, что с помощью государственного вмешательства каким-то образом можно приблизиться к идеалу общего равновесия, как если бы плановые органы на самом деле могли получить информацию, которая в действительности им принципиально недоступна. Австрийцам теоретики провалов рынка не кажутся утопистами, напротив, некоторые из них считают мир куда худшим местом, чем он есть на самом деле. Но, сделав центром анализа равновесие, пусть даже в качестве ориентира, они упускают из виду происходящий на рынке реальный процесс координации и тот факт, что столь критикуемое ими неравновесие не является проявлением ни несовершенства, ни провалов рынка, а фактически представляет собой самую естественную черту реального мира и что в любом случае реальный рыночный процесс превосходит все доступные для человека альтернативы.