Австрийский моряк
Шрифт:
— Да. Как видишь, наслаждаюсь хорошей погодой, а заодно любуюсь видом.
— Ага, видок что надо. Но вам повезло, что вы его не наблюдали, когда дождь хлещет.
— Так погода тут обычно такая плохая?
— Да не то слово, — ухмыльнулся Кевин. — Лето от зимы отличается только тем, что чертов дождь становиться чуток теплее. А когда ветер перестает, начинают считать, сколько овец сдуло.
С этими словами парень принялся за работу. Ему предстояло натянуть новую бельевую веревку для сестры Терезы, заведующей прачечной. Принесенный шнур оказался коротковат, и Кевин стал наращивать его за счет куска старого при помощи простого рифового узла. Зная, что некогда он служил на флоте, я решил немножко подтрунить над парнем.
— И чему только учат сейчас в мореходках? В мою бытность на море меня бы под капитанский рапорт притянули за такую халтуру. Тут сплеснивать надо. Воистину, куда катится этот мир?
Кевин обернулся и посмотрел на меня так, будто его змея укусила, а потом хохотнул, но как я заметил, без злобы.
— Ха! И много-то вам известно про сплеснивание? Вы хоть в море-то ходили?
— Я, молодой человек, тридцать с лишним лет тянул лямку кадрового морского офицера, а обучение проходил на настоящих парусниках. Но раз зашел разговор, сами-то вы служили?
— Я? — Кевин уставился на меня с притворным возмущением. — А это видали?
Он закатал рукав и сунул мне руку под нос. От локтя до плеча вся она была покрыта барочной вязью из дельфинов, якорей, русалок, львов, дующих в раковины тритонов и еще бог весть каких созданий, сплетенных друг с другом канатом. Посередине располагалась Британия с трезубцем. Сия английская леди невозмутимо восседала посреди всех этих иностранцев. Ниже виднелся свиток с витиеватой надписью «Дредноут» и перечнем боевых отличий. За годы я навидался татуировок, и должен признать, что эта была из числа лучших: сбалансированный дизайн и прекрасная техника, если можно так выражаться о картине, созданной посредством введения пигмента в живую кожу. То явно была работа средиземноморского художника, возможно, мальтийца.
— Видали? — повторил Кевин. — Обошлась мне в двести пятьдесят монет, уплаченных одному малому в Гибралтаре. Ему, кстати сказать, тридцати четыре сеанса потребовалось. У меня потом рука как кровяная колбаса несколько недель была — если я в койке ненароком на эту сторону поворачивался, половина кубрика просыпалась.
— Да, — снова промолвил я, вежливо разглядывая татуировку. — Весьма впечатляюще, и осмелюсь предположить, заплаченных денег стоит. Но не всяк моряк, у кого наколка.
— Слышьте-ка, пять лет службы, уволился старшим матросом, да еще две нашивки за успехи в боевой подготовке. Радио-оператор второго класса подводных лодок ее величества, это все про меня. Год на атомных и два года на дизелях.
Последнее замечание пробудило во мне интерес.
— Эге, Кевин, так выходит, между нами есть что-то общее. Я тоже был подводником.
Он недоуменно уставился на меня, не понимая, не подшучивают ли над ним.
— Да ладно! Это когда же было?
— Во время мировой войны четырнадцатого—восемнадцатого годов. Я три с половиной года был командиром подводной лодки.
Взгляд молодого человека стал еще более ошарашенным и подозрительным, но проступило в нем и любопытство.
— Вы? Командиром подводной лодки? Мне казалось, что вы поляк, не немец. Как вы тогда к ним затесались?
— Ну, это история длинная. Во-первых, я скорее чех, чем поляк, а во-вторых, командовал австрийской подлодкой, а не немецкой.
Кевин забыл про работу и подсел рядом со мной на низкую каменную стену. Нюансы европейской истории напрочь сбили его с толку. Он посмотрел мне в глаза с видом следователя, намеренного выбить из подозреваемого признание.
— Давайте-ка все по порядку: вы — польский чех и были командиром австрийской подводной лодки, так?
— Именно так.
— Ага! — На лице его появилось выражение торжества. — Мне известно, что ни черта это не так, потому во-первых, не можете вы быть поляко-чехо-австрийцем, а во-вторых, я сдавал в школе экзамен по географии, и знаю, что Австрия находится в горах. Моя мать была там в прошлом году в турпоездке, так что сведения проверенные.
— Все верно, — кивнул я, забавляясь этой маленькой перепалкой. — Не спорю. Но ты, например, валлиец, а служил в британской флоте. Что до Австрии, то сейчас это маленькое материковое государство, но в мое время представляло собой обширную империю с морскими границами и с внушительным флотом, включая эскадру подводных лодок.
— Да ну? Даже если так, поспорить готов, что вы никого не потопили.
— Напротив. За три года и семь месяцев войны на Средиземном море я потопил броненосный крейсер, эсминец, вооруженный лайнер и подводную лодку. А еще уничтожил или захватил одиннадцать грузовых судов общим водоизмещением в двадцать пять тысяч тонн, и сбил управляемый аэростат… — Кевин смотрел на меня, открыв рот, не в силах вымолвить ни слова. — Помимо этого, я повредил легкий крейсер, эсминец, вооруженный траулер и по меньшей мере два транспорта.
Тут Кевин снова обрел дар речи.
— Старый враль, как только не стыдно в таком-то возрасте, а?
Я понял, что беседа зашло слишком далеко.
— Молодой человек, — заявил я, стараясь принять тон новоиспеченного лейтенанта, оскорбленного в лучших чувствах у входа в кафе-мороженое. — Обязан вам сообщить, что в былые времена, как офицер дома Габсбургов я почел бы своим долгом извлечь кортик и покромсать вас как паршивого пса уже за то, что вы усомнились в моей правдивости. На деле, меня отдали бы под трибунал и лишили звания, если я не убил бы вас на месте. Оскорбивший офицера оскорбил тем самым саму монархию.
К моему удивлению, Кевин тут же раскаялся.
— Прошу прощения, я вовсе не хотел обозвать вас лжецом. Просто все эти вещи, которые вы говорите, выглядят… ну, несколько неправдоподобно. — Тут парень придвинулся поближе. — А как насчет рассказать? Всегда обожал классные истории, с тех самых пор, как будучи пацаном, наслушался их от предка. Пока тот не сбежал.
Потом Кевин понизил голос и сунул руку в задний карман джинсов.
— Как насчет курнуть, а? Старой коровы Фелиции нет сегодня, поэтому она нам не помешает. А то всегда рыщет вокруг да около.
Сестра Фелиция — грузная, уродливая монашка из Познани, которая заправляет повседневными делами приюта с тактом и обаянием старорежимного прусского фельдфебеля. Разве что кончики усов не подкручивает.
Предложение сигареты (вежливо отклоненное, поскольку я уже много лет назад бросил курить) я истолковал как неопровержимый знак доверия и расположения со стороны Кевина. Подложив под голову скатанную куртку, он прикурил и улегся на траве рядом с моим креслом. Потом выдохнул клуб дыма и закрыл глаза. Здесь, в маленьком саду, нас никто не мог увидеть. Из кухни слышался стук кастрюль и чашек, а из открытого окна лестничного проема — характерный звук перебранки двух престарелых поляков, на удивление умиротворяющий на расстоянии, как будто теннисный мячик гоняют туда-сюда по корту. Пользуясь непривычным теплом и безветрием, вились вокруг цветов пчелы, а издалека доносился шум атлантических валов, разбивающихся о берега бухты Пенгадог, а также слабый рокот трактора, работающего на поросших папоротником склонах Сефн-Гейрлвида.