Австро-Венгрия: судьба империи
Шрифт:
Сараево. Гравюра на дереве Юлиуса фон Гари. 1900 год.
Сараевский трамвай. Открытка 1900-х годов.
Другая сараевская легенда рассказывает о хитром мусульманине Бендерии, который противился строительству дворца на том месте, где, приткнувшись к Мустай-хамаму, стоял его дом. “Венский император велик и могуществен, он заслуживает всяческого почтения, но даже у него нет таких денег, чтобы расплатиться со мной, как подобает”, – заявил гордый Бендерия. Пристыженные чиновники якобы тут же отвалили старику мешок золота; дом аккуратно, камешек за камешком, разобрали, а потом так же тщательно восстановили на противоположном берегу реки. Сейчас в доме Бендерии – ресторан с названием Inat ku'ca, “Дом гордости”.
Достаточно день-другой побродить по центру Сараева, чтобы понять: Австро-Венгрия обживалась в Боснии основательно и собиралась остаться здесь на века. Уже в 1880 году, меньше чем через два года после оккупации, для офицеров и чиновников построили казино, ставшее местным центром светской жизни (теперь – Дом армии), клубом пусть и немногочисленной аристократии. Такого в исламской стране не видывали: в казино дважды в неделю давали концерты духовой и филармонической музыки. Оркестром 50-го пехотного полка дирижировал Франц Легар, отец и тезка знаменитого композитора, которого боснийцы без особых на то оснований числят своим соотечественником. В первые дни 1899 года спектаклем по трагедии Франца Грильпарцера “Медея” в Сараеве открылся Общественный дом. Своей труппы в городе не было, на гастроли приехал театр из Аграма-Загреба. В югославские времена Общественный дом переименовали в Национальный театр, который и теперь остается главной боснийской сценой. В 1885 году Сараево стал одним из первых городов мира, который обзавелся линией электрического трамвая. На сараевских открытках той поры изображение трамвая столь же неизбежно, как кудрявая волна на фотографических видах морских курортов. На праздник из Вены пожаловал император, восторженно встреченный подданными, большинство которых щеголяли в фесках. Эти головные уборы здешние мужчины по привычке носили без религиозного или национального разбора, хотя на улице Ферхадие уже открылся венский шляпный магазин.
В городе появилась пожарная команда, европейская аптека Эдуарда Плейеля обосновалась на улице императора Рудольфа. Вскоре откорректировали русло Миляцки, благоустроили набережные, хотя отходы ремесленных мастерских (в том числе вонючих кожевенных) продолжали сливать в речку. В конце “старого” века на улицах зажгли электрическое освещение, в самом начале “нового” провели канализацию. От фундамента до купола-шишки перестроили общественные бани. В 1908 году в Сараеве организовали первую футбольную команду “Осман”. Накануне войны футбольных клубов в городе было уже пять: четыре национальных (сербский, хорватский, мусульманский, еврейский) и рабочий “Хайдук”. В 1912 году построили кинотеатр Apollo (через полвека переименованный в “Партизан”). В 1913 году переехал в новое огромное здание на нынешней площади Боснии и Герцеговины основанный четвертью века ранее Краеведческий музей – с палеонтологической экспозицией, ботаническим садом, в котором произрастали секвойя и гинкго, сразу с семью обширными именными коллекциями гербариев.
В общем, город стал как город: Земельный банк, доходный дом Marienhof (названный сахарозаводчиком Брауном в честь своей почтенной супруги), рынок Марктхалле, с опрятным фасадом и беленькой колоннадой, сразу четыре элегантных парковых музыкальных павильона для репетиций и выступлений оркестров. Европейский путешественник восторженно, хотя и с некоторой высокомерной иронией “белого человека”, писал о Сараеве начала XX века: “Некогда река Миляцка лениво и капризно вилась среди крутых изменчивых берегов, с которых большие деревья склоняли в прозрачную воду зеленые ветви, а теперь правильные каменные набережные украшают причуды реки; по ним носятся электрические трамваи, на них поднимаются тяжелые каменные громады административных зданий, с длинными рядами окон, в венском, сомнительного вкуса, стиле или, что еще хуже, в стиле псевдомавританском, нарочно созданном для возродившейся Боснии. Рядом с белым минаретом высятся трубы пивоварни, с султаном черного дыма; против изящных куполов мечетей – громоздкие колокольни собора”.
Но десятка европейских кварталов в центре Сараева, да и всех других габсбургских преобразований, конечно, не хватало для того, чтобы из Боснии и Герцеговины в реальности получилось полотно в стиле Альфонса Мухи. Для подавляющего большинства местных сербов, мусульман, хорватов процветание так и осталось несбывшейся мечтой. Хотя в Боснии заметно выросло число школ, а количество учащихся менее чем за полвека удвоилось (до 40 тысяч), к 1910 году 87 % боснийцев все еще не знали грамоты. Развивались металлургия, горное дело, текстильное производство, но основой экономики оставалось сельское хозяйство, а девять десятых населения области составляло крестьянство. В Вене и Будапеште, кстати, не торопились с проведением земельной реформы, в основном сохранив в Боснии турецкие правила: десятина выплачивалась в счет государственных налогов, еще треть доходов полагалась землевладельцам. Эти поборы оставались вечным источником социальной напряженности, зато обеспечивали империи лояльность мусульманской элиты, сохранявшей привилегии (“Перестав однажды быть турками, богатые мусульмане скорее, чем другие боснийцы, смогут стать добрыми и верными австрийцами”, – надеялся современник). Но народная память оставалась цепкой, национальные обычаи менялись медленнее облика улиц. Даже в мелочах: в Сараеве, скажем, и в начале ХХ века бытовало деление города на махаллы, как при турках, несмотря на то что уже давно придумали новое административное устройство города, разбив его на районы-которы.
Мечеть Хусрев-бега. Гравюра на дереве Рудольфа Бернта. 1900 год.
Вена и Будапешт, уважая соглашение с Константинополем, на исламские свободы боснийцев не посягали. Один из австро-венгерских чиновников в Боснии, барон Рудольф Кучера, остроумно сформулировал суть имперской религиозной политики в Боснии: “Мы одинаково фанатичны для всех трех культов”. Колониальная администрация, впрочем, отдавала предпочтение католицизму, надеясь, что хорваты сыграют в многоконфессиональном обществе интегрирующую роль. Это сказалось даже на городской топографии. Новая власть ограничила пределы разраставшейся Башчаршии. Южную сторону квартала ремесленников и торговцев очерчивала облагороженная Миляцка. Впоследствии эта набережная была названа по имени австро-венгерского наместника барона Иоганна фон Аппеля, который в 1906 году скончался на своем трудовом посту в возрасте восьмидесяти лет, верой и правдой прослужив императору в сараевском далеке почти четверть века. На восточной оконечности Башчаршии как раз и построили здание вечницы, на западной – возвели солидный католический собор Святого Сердца Христова в неоготическом стиле. Хорват Иосип Ванцаш в последние годы XIX столетия спроектировал этот храм по примеру собора Богоматери в Дижоне, за что получил Рыцарский крест. Через несколько лет на другом берегу реки, в районе Бистрик, тот же Ванцаш, отличавшийся завидной творческой плодовитостью (за три десятилетия работы в Боснии он реализовал более двухсот проектов – от дворцов, жилых домов и школ до отелей, казарм, почты, кладбища, банка, да еще целых семьдесят церквей), воздвиг храм Святого Антония Падуанского при францисканском монастыре.
К той поре главные православные объекты культа в Сараеве уже давно были построены. Старая церковь Святых Архангелов Михаила и Гавриила в Вароше многократно перепланировалась, в последний раз – в начале XVIII века. Другой важный православный храм, собор Пресвятой Богоматери, построил еще при турках, но в стиле барокко с элементами византийской архитектуры Андрия Дамьянов. Синагогу Ашкенази (сейчас – единственный действующий иудаистский храм) возвели в 1902 году по эскизам Карела Паржика. Старую еврейскую молельню, которая и при султане, и при императоре регулярно горела, в 1909 году после очередного несчастья основательно обновили: заменили крышу, провели электричество. В этом помещении расположен теперь Еврейский музей.
ПОДДАННЫЕ ИМПЕРИИ
ИОСИП БРОЗ ТИТО,
солдат и вождь
Будущий создатель социалистической Югославии Иосип Броз (1892–1980), позднее получивший партийное прозвище Тито, родился в селе Кумровац на северо-западе от Загреба (Аграма) в многодетной словенско-хорватской семье кузнеца. Учился в школе механиков в городе Сисаке. В 1910 году получил место слесаря в Загребе. В том же году вступил в Социал-демократическую партию Хорватии и Славонии. Работал на фабрике металлоизделий в словенском городе Камник, на заводе Skoda в чешском городе Пльзень, на автомобильном заводе Daimler в Вене. В 1913 году призван на армейскую службу. Окончил школу младшего офицерского состава. Завоевал серебряную медаль на чемпионате императорской и королевской армии по фехтованию. Воевал в Западной Сербии. С января 1915 года командовал взводом на Русском фронте. “За доблесть и инициативу в разведке местности и захвате пленных” представлен к медали. Весной 1915 года в Галиции получил тяжелое ранение от удара черкесской пики и попал в плен. Лечился в госпитале под Казанью, работал на мельнице в Саратовской губернии, затем переведен в город Кунгур надзирателем в трудовой лагерь для военнопленных. Летом 1917 года бежал, был схвачен и отправлен обратно за Урал. Вступил в Интернациональную красногвардейскую бригаду. Летом 1918 года эту бригаду разбили союзники “белых”, бойцы Чехословацкого легиона. Тито снова бежал и работал механиком на паровой мельнице в селе под Омском. В 1919 году женился на четырнадцатилетней русской девушке Пелагее Белоусовой. В 1920 году вместе с женой вернулся на родину. В Загребе вступил в Коммунистическую партию. Впереди у Тито были подполье при королевской власти, война с немцами, их хорватскими пособниками – усташами и сербскими националистами – четниками, установление коммунистической власти в Югославии, ссора со Сталиным и многолетнее президентство в СФРЮ.
Мусульманские святыни Сараева тоже не остались без австро-венгерского внимания. Имперские архитекторы возвели, взамен обветшавшего старого, здание Исламской общины. На площади у Башчаршии вновь появился себиль, фонтан для путников, построенный со всем пиететом к османским традициям. Главная сараевская мечеть Гази Хусрев-бега возведена еще в 1530–1531 годах. Гази Хусрев, рожденный в Греции сын султанской дочери и боснийского торговца, просидевший наместником в Сараеве три десятилетия и рядом со “своей” мечетью похороненный, был видным полководцем: разбил армии венгров и венецианцев, железной рукой подавлял крестьянские восстания. Комплекс Хусрев-беговой мечети сгорел при взятии города войсками Евгения Савойского, был поднят из пепла через три четверти века, но при установлении императорской власти опять пострадал и снова был восстановлен в 1886 году. Сараевские муэдзины до сих пор созывают правоверных на предвечерний намаз в эту мечеть, только теперь часы молитвы возглашаются в записи, а под зеленым флагом ислама на минарете видны репродукторы. Но все остальное – без лукавства.
Австро-Венгрия, как могла, противодействовала идеологии объединения южных славян и пестовала теорию “боснийской идентичности”. Особенно старательно продвигал эту теорию императорский министр финансов венгр Беньямин Каллаи, надзиравший за Боснией и Герцеговиной с 1882 по 1903 год. Министр Каллаи, историк-славист по первой профессии, автор книг “История Сербии” и “Восточная политика России”, обрел союзника в лице сараевского интеллектуала Мехмед-бега Капетановича, который в 1891 году приступил к изданию газеты Bosnjak, “Босниец”. К тому времени разработали грамматику боснийского языка на латинице и кириллице. Но губительный для габсбургской монархии процесс национальной идентификации, как показало развитие событий, протекал и на южнославянских землях быстрее тех преобразований, которые предначертала образцовой колонии императорская рука.