Автобаза

Голубев Игорь

Друзья слушали пространный и вместе с тем деловой монолог Глотова и понимали, почему тот вдруг так разошелся. Автобаза - детище Глотова. Естественно, человек не мог равнодушно говорить о ней, о введенных им порядках. Они не догадывались о существовании истинного владельца, о том, как болезненно Василий Степанович переживает потерю предприятия. Все-таки директор был настоящий водила, машину чувствовал, умел и любил руководить. А то, что жаден до денежек, - не самый большой грех.

– Частный владелец может отказаться от рейса?
– спросил Дмитрий.

Это был самый больной и спорный вопрос. В договор

включался соответствующий пункт, но в случае конфликта любой мало-мальски подкованный адвокат мог отстоять интересы предприятия. Был в договоре и пункт о состоянии здоровья. Он-то и являлся основным козырем при отказе. Если администрация, то есть Глотов, настаивала на поездке, в результате чего владелец машины заболевал, что подтверждалось официальной справкой, выходило, что она виновата в нанесении ущерба здоровью водителя. Приходилось платить компенсацию. И немалую.

– Ладно, ребята, мне по делам надо, а вас просветит и покажет территорию кто-нибудь из наших девочек...

Глотов вызвал секретаршу и дал соответствующие указания. Через несколько минут появилась смуглая, похожая на цыганку девица, назвавшаяся Варварой, и повела друзей по территории автобазы...

Глава 9

АВТОБАЗА

Два года спустя

И снова июнь. Летит, как всегда, тополиный пух. Но есть и изменения. В столице уменьшилось число дешевых пивных точек, а вместо неопрятных, наспех сваренных торговых палаток появились новомодные одинаковые, сверкающие яркой краской будочки. Но по-прежнему, несмотря на все попытки изменить, уничтожить исторический облик Москвы, можно было, побродив в старых районах, наткнуться на поленовский дворик.

Двор, где жили наши друзья, никак нельзя назвать поленовским. Двор образовало здание на проспекте, построенное в виде неправильной буквы "П". Сейчас почти все окна были распахнуты - жильцы пытались хоть как-то спастись от зноя.

Гун с Димоном ночью почти не спали, хотя только вчера вернулись из рейса: жара донимала. Даже в машине было несравненно легче - там стоял мощный кондиционер.

Минуло одиннадцать. Гун заворочался, оторвал голову от подушки и стал похож на внезапно разбуженного ежа. Сибиряку Артеменко приходилось еще труднее - жару переносил хуже, чем холод. Вспомнилось вдруг, что служить довелось в пустыне. Ведь как-то научились приспосабливаться к подобным климатическим условиям. Впрочем, это было давно, да и вряд ли те навыки пригодились бы в раскаленной Москве.

– Вставай, труба зовет...
– позвал товарища Гун и прошлепал босыми ногами в коридор. Умылся теплой водой, вовсе не освежающей, и заглянул в холодильник.

Следом за Климовым на кухне появился Артеменко. Оба в трусах. Из двух соседок-евреек в живых осталась только Ангел злой - Мира. Скорбь - Роню похоронили, пока друзья были в рейсе. Миру родственники увезли на дачу, а Одуванчика друзья в расчет не брали. Та никогда не высовывалась, пока мужчины посещали места общего пользования.

Напившись холодной минералки, Климов и Артеменко отправились на автобазу держать отчет перед Глотовым. Такая на базе заведена блажь: пришел из рейса, выспался - и на ковер к начальству. Для всех находилось время. Хотя бы три минуты. Глотов не считал это лишним - сам бывший водила, он помнил ощущение от рукопожатия начальника.

Глотову стало плохо после одиннадцати.

Секретарша не сразу откликнулась на сигнал вызова, а когда вошла и увидела багрового шефа, безвольно откинувшегося в глубоком кресле, остолбенела и долго не могла сдвинуться с места. Василию Степановичу следовало, наверное, положить влажное полотенце на голову, ослабить галстук, поместить удобнее на диван и вызвать "скорую", потом известить собственный медпункт. Ничего этого она не сделала. Хорошо, в этот момент в кабинете появились два шофера.

– Чего стоишь? Лед давай!
– заорал на секретаршу Дима.

– А где его взять?

– Из морозилки в холодильнике наскреби. Ногти есть?

Гун массировал волосатую грудь директора. Дима решил попробовать дыхание рот в рот.

Прибежала цыганка Варвара и начала, словно вентилятором, гонять полой юбки воздух над головой Глотова. "Скорая" примчалась на удивление быстро. Глотова на носилках задвинули внутрь, и Дима зачем-то полез следом за фельдшером. В воздухе повисло страшное слово "инсульт".

Все, конечно, видели, что Глотов последний год работает на износ. На автобазе буквально дневал и ночевал.

Секретарша то и дело готовила кофе. Шеф поглощал его немерено. Он сам вел бесконечные переговоры с заказчиками и приемщиками грузов по всему СНГ, хотя для этого существовала целая служба. Человек старой закалки, то есть прежних методов руководства, он привык во всем полагаться только на себя...

– Ты вот что... Ты не доверяй никому... Это плохо кончится... И сам проверяй грузы... Никаких менеджеров, никаких экспедиторов... В конторе смотри за Величко...
– придя в себя, вдруг зашептал Глотов, схватив Артеменко за рубашку. Губы его сделались синими, но он продолжил: - У меня в Тарасовке... В сарае... Записи...
– и потерял сознание.

Фельдшер оттеснил Артеменко от директора.

– Что он говорит? Что? Дайте!.. Это может быть важно!
– Артеменко склонился над Глотовым.

– Бред. Просто бред. Обширное кровоизлияние. Вы мне мешаете.
– Фельдшер настойчиво отодвинул Диму.

А в это время оставленный без присмотра Климов не преминул воспользоваться ситуацией:

– Я думал, у цыганок ноги волосатые. Сегодня понял, что ошибался.

Они сидели в курилке автобазы, что за административным корпусом, - он и Варвара. Вообще, никто не знал настоящего имени цыганки. Просто звали Варварой. Злые языки говорили, что ее подобрал на вокзале и устроил на работу сам Глотов. Должность у нее была курьерская. Никто не знал, где она живет и что делает в свободное время. Приходила через день. Иногда околачивалась на территории всю рабочую смену, иногда забирала какие-то бумаги от Глотова или главбуха и сразу исчезала.

– Ты долго еще холостой будешь?

– Не берет никто.

– Ты вещь разве, чтобы брать?

– И очень дорогая. Только не каждой видно.

– Я тебя давно вижу. До косточки. И друга твоего. Уходите отсюда. Нехорошее место. Плохое...

Гун даже заерзал по скамейке, ответил делано равнодушно:

– Платят - не жалуюсь. Работа как работа.

Цыганка нагнулась к уху Климова:

– Его отравили. Точно знаю.

– Скажи еще, карты говорят, - усмехнулся Климов.
– Приходи лучше вечером к нам. Мы караоке купили.